Туман

– А мне хочется поделиться с вами другим наблюдением, но по той же теме, – вроде и увлечённо заговорила Светлана Александровна, но задумчиво глядела на пустую тарелку из-под сыра. – Чудеса, чудеса. Когда они заканчиваются, и проходит какое-то время, кто-то начинает добавлять в них ещё большее волшебство, либо, наоборот, у кого-то впечатления утихают и появляются сомнения: а было ли на самом деле, что-то необычное? Молодым свойственно и то и другое, но когда чудо преподносится в конце жизни, то такие понятия: «верю», «не верю», они становятся какими-то неуместными и порой раздражительными. О себе я распыляться не буду; у Пашеньки куда как ярче пример. Она ни секунды не сомневалась и теперь не сомневается, что в реальности встречалась со своим Ванькой (бабуля одобрительно нахмурилась при её словах и закивала головой). Да, судьба ей, в отличие от моей, ох, какая горькая досталась, но мы с ней, почти ровесницы, …прожили жизнь и усвоили одну важную вещь. Не верить на этой земле допустимо только одному существу – это человеку. А всё остальное: что дышит, плавает, летает, ползает, зацветает или просто дрожит на ветру, – …лгать не умеет. Хитрить – да, но лгать – никогда.

В наступившей тишине Светлана Александровна с каким-то изяществом провела рукой над столом, призывая сына повторить процедуру наполнения рюмок. И Максиму не требовалось других намёков, он с серьёзным лицом принялся выполнять почётную миссию.

– Но…, я как-то не совсем с этим согласна, – с робким оттенком в голосе, возразила Мила и, в поисках поддержки, бросила взгляд на Валентина. – Не всех же под одну гребёнку…. Есть много порядочных людей, которым всецело можно доверять.

– Ах, Мила. Я не про порядочность, а про сущность говорю, – с плаксивой усталостью разъясняла Зиновьева. – Разумеется, ни о какой гребёнке и думать нельзя, когда речь идёт о моём сыне или о вас, мои родные. Но и мы ничтожно слабы во власти матушки-природы и её Создателя. Я позволяю себе давать советы Максу, …иногда и вам. И что вы думаете…? Порой, я потом сама же в них и сомневаюсь. А если что-то не складывается как надо? Конечно, советы с трудом можно отнести к разряду вранья, но какой-то нечаянный обман всё равно в них присутствует, когда, следуя совету, результат в итоге, извините, не тот. Я хочу сказать, что копаться в себе можно сколько угодно, и кроме слабости мы ничего не найдём, пока не задерём головы вверх, и не почувствуем бесконечный свет, …тепло, пространство и безудержное желание верить, словно только для этого ты и создан.

Наступила небольшая задумчивая пауза. Вроде все и притронулись к наполненным рюмкам, кто пальцами, кто ладонью, но оторвать рюмку от стола никто не решался, словно каждый ждал от Светланы Александровны ещё каких-нибудь слов, но она печально смотрела на скатерть перед собой. Наконец Валентин Владимирович коротким хрипением размял горло и заговорил с необычайной лёгкостью, будто на радость всем и себе вспомнил забавный сюжет:

– Возможно, у вас тоже так бывает, что один и тот же сон повторяется несколько раз. В сознании он уже поселился настолько, что живёт там, словно настольная книга; всякую деталь можно достать из него в любой момент. Я точно сказать не могу, но мне кажется, что мой такой сон посещает меня регулярно ещё с детства. Стою я, значит, такой крохотный, как муравей, на бесцветной голой плоскости, и поначалу очень напряженный такой и всего боюсь. Боюсь, вдруг какая птица с мощными когтями и острым клювом налетит на меня, или зверюга голодный и страшный с какой-нибудь стороны подкрадётся и сцапает меня. Но потом устаю всего пугаться, распрямляюсь, насколько могу, чуть ли не подпрыгиваю, смотрю вверх и громко взываю: – «Вот он я! Я здесь! Я живу и всё чувствую! Посмотрите на меня!». И, через какое-то время, ощущаю на себе чьё-то огромное внимание. Нет, не взгляд, а словно что-то большое приблизилось ко мне сверху, …как будто меня укрыли отцовской шинелью, а перед этим напоили парным молоком и накормили сладкой булкой. Я пребываю в нескончаемой радости оттого, что меня заметили и уделили такое внимание. Потом кто-то поднимает меня высоко-высоко вверх, голова у меня кружится, как на карусели, и вдруг всё замирает, а этот огромный кто-то и говорит: «Вон ты, посмотри. И чего так громко кричал? Видишь, как тебя хорошо видно. Чего бояться?». Я смотрю вниз и вижу на белой площадке маленькую точку, …захлёбываясь от восторга, потому что понимаю, что это я. Потом устремляюсь вниз, чтобы как-то воссоединится; а то, я там и я здесь… – это как-то неуютно. Когда снова становлюсь собой маленьким, поднимаю голову, смеюсь и уже знаю, что я под надёжным присмотром и никакие звери меня не посмеют сожрать.