Туман

– Знаю, знаю, ты о своих вспомнил, – имела в виду баба Паня его родителей, и он её понял. – Я помню, как ты за ними ухаживал, поэтому и прошу тебя быть моим душеприказчиком. Но я тебе обещаю, что помру быстро, не мучаясь. Я знаю, как это делается без всякого греха. Внутри у каждого человека есть что-то вроде кнопочки. Когда почувствую, что всё…, – пора; бац, и отключусь.

– Ну, что вы всё о смерти говорите, дорогая моя, – повысил немного голос Егоров. – Давайте, пока оставим разговоры про могилки, …да и про деньги тоже. Наверное, я не отвечу вам отказом, но мне надо разобраться с этим в себе. А поухаживаю я за вами, как всегда, и без всяких денег. Ну, вот…, – расстроился Валентин, – поставили вы меня, баб Пань, на какие-то мощные рельсы по этой теме. Потом мы с вами выберем время и всё обсудим. А пока, нам бы этот злосчастный туман пережить всем вместе, а то непонятные дела в нём творятся. Я, как вы знаете, не из разряда бесстрашных, как Максим, например, а сегодня и вовсе струхнул, как полагается…

– Переживём, Валя, – перебила она его с какой-то удивительной уверенностью.

Егоров даже оцепенел слегка и невольно переключился на ещё один заготовленный вопрос, который собирался задать бабуле.

– Вы нашу недотрогу сегодня не видели? – спросил он.

Старушка недовольно фыркнула и небрежно высказалась:

– А то нужна она мне больно, – это приведение ходячее. Тихо у неё всё утро, как в склепе. А впрочем, когда было по-другому?

Баба Паня пообещала Валентину не выходить больше из своей квартиры, а к вечеру он обязался её проведать. После этого Егоров поднялся на свой этаж, проверил рукой свою незакрытую дверь и нерешительно, как бы с опаской, подошёл к двери с циферкой тринадцать. Он робко постучал и прислушался. Никаких звуков не было. Тогда Валентин постучал уже настойчивее, но за дверью продолжала витать тишина. Прохладный испуг скользнул по его шее, ворвался за ворот рубашки и пробежал по груди, а потом по рукам.

– Маргарита Николаевна, вы дома? – пригнувшись, спросил он в замочную скважину и повернул к маленькому отверстию ухо.

Ответа не последовало, а Егоров от тревожных переживаний уже набрался решительности, шлёпал ладонью по двери и громко обращался: – Это я, Валентин, ваш сосед напротив. Не бойтесь. У вас всё в порядке?

За дверью царило упорное молчание, а Валентину очень хотелось верить, что с женщиной за этой дверью ничего страшного не случилось, и он настаивал:

– Маргарита Николаевна, вы можете не открывать дверь, только ответьте, что вы на месте, чтобы я успокоился. Там жуткий туман во дворе, поэтому я всех обхожу, так сказать, дозором.

Только после этого за дверью послышался шорох, а потом приглушённо прозвучала фраза:

– Мне ничего от вас не нужно. Оставьте меня в покое.

Что-то подобное Валентин и ожидал услышать, но всё равно обрадовался её голосу, и это облегчение разбудило в нём какое-то доброжелательное упорство.

– Маргарита Николаевна, так нельзя. Снаружи происходит чёрте что, …творится какая-то необычная и страшная непогода, – объяснял он немного сумбурно. – Мы же соседи, и… вдруг вам понадобиться моя мужская помощь, …или я захочу у вас попросить какую-нибудь книжку, почитать на вечер. Ведь телевизор не работает. Я боюсь, что этот туман может продлиться до завтра. В общем, мы должны как-то вместе держаться.

– Вместе с вами? – послышался вопрос с какой-то брезгливой интонацией, повернулся ключ в замке, и дверь чуть приоткрылась.

Он заметил в узком проёме капризный чёрный локон, свисающий на видимую половинку её бледного лица, и ещё отметил, что белок её глаза был воспалён красными крохотными прожилками, из чего Егоров сделал заключение, что женщина недавно плакала.

– Как видите, это, действительно, я. Спасибо, что открыли, – неловко поблагодарил он соседку с нелепым поклоном, который представлял собой полное утопление шеи в плечах.

Маргарита Николаевна великодушно открыла дверь наполовину. На фоне тёмной прихожей её бледное лицо казалось и вовсе бескровным; наверное, поэтому Валентин и смог разглядеть красные сосудики в её глазах. Укутанная клетчатым пледом, Потёмкина смотрела на него ничуть не ожидающим, а, наоборот, усталым и даже измученным взглядом, словно это он – Егоров её мучил полчаса назад, и теперь вновь пришёл докончить своё дело.

– Я, действительно, просто так к вам постучал, – с застенчивым извинением говорил он. – Хотел узнать, всё ли у вас в порядке. Ничего ли не нужно? Хлеб, там, …сахар, …может быть, спички?

– У меня всё есть, – равнодушно отвечала она больным хрипловатым голосом, – но через неделю закончится один препарат, который мне жизненно необходим. Выходит, что вы мне его принесёте?

Валентин растерянно пожал плечами, но тут же посчитал, что его невнятные раздумья – это какая-то неуместная слабость и доблестно ответил:

– Конечно, достану. Вы только напишите мне его название.

На её губах промелькнуло слабое подобие улыбки, и она сказала:

– Валентин Владимирович, вы мне казались человеком чутким, но не пошлым. Зачем вы, не задумываясь, даёте сейчас обещание, выполнить которое не сможете.