Туман

– Ты как пацан. Для тебя это игра. Мне даже кажется, ты рад, что там оказался этот пузатый чекист.

– Наверное, ты прав, – согласился Егоров и тут же объяснился: – Но, если бы там был кто-то другой, я бы уже с тобой сейчас не разговаривал, – и крикнул в туман: – Полковник, вы не молчите! Мне нужен ваш голос.

Издалека прозвучало:

– О-о-а-а-у! Я пока ещё… не полковник….

Выставив перед собой руку, Валентин посмотрел с тем же азартом на Макса и шагнул в туман. Через секунду он полностью скрылся в белой завесе, и Максиму оставалось только держать в натяжении верёвку и слушать его громкое обращение к Жмыхову.

– Ваше звание сейчас не существенно, – кричал в тумане Егоров, – вы просто говорите что-нибудь, или напевайте, а я буду идти на ваш голос.

В тумане послышалось кошмарное рваное исполнение песни про какие-то березы; и создавалось впечатление, что исполнителя при этом прижигали или тыкали каким-то остриём во все места.

В своём неспешном слепом хождении Валентин чувствовал Максима через натянутую верёвку и понимал, что, действительно, по какой-то своей прихоти вовлёк Макса в неприятное для него занятие. Егоров слушал где-то впереди себя идиотские завывания, морщился и убеждал себя в том, что Макс бы посомневался немного, но, в конце концов, совершил бы то же самое спасительное для Жмыхова похождение. «Не столь важно кого ты спасаешь, а то, что ты это делаешь, – размышлял Валентин Владимирович. – Важно дойти до нужной точки, чтобы не жалеть потом о своём бездействии и не мучаться совестью».

Нервное вокальное мычание уже звучало где-то совсем близко с Егоровым, и он ступал осторожно, чтобы не налететь на Жмыхова. Внизу шевельнулась тень. В брючину Валентина Владимировича вцепилась рука, и в седой дымке перед ним поднялся и сам Михаил Анатольевич. Вид он имел ужасный; пуговицы на рубашке вырвались и взъерошенными пучками на тех местах торчали только нитки, лицо имело измученное кислое выражение, а глаза суматошно разглядывали Валентина, признавая в нём реальный объект и, на всякий случай, немного пугливо сомневались в действительности картинки.

– Это я – ваш сосед, – пытался добавить пущей ясности Егоров и успокоительно взял Жмыхова за локоть.

– Там машина…, моя служебная. …И дьявол рядом. Нет! Скорее, сатана…. А Серёжи нет, – понёс что-то несуразное безумный Михаил Анатольевич, хватая Валентина за грудки куртки. – А она там…, без всего, …только одна голова, и плачет кровью. Нет! Она не плачет, а смеётся….

– Михаил Анатольевич, вам надо согреться и успокоиться, – прервал его Валентин Владимирович, сделав рукой попытку оторвать Жмыхова с места и повести за собой.

Словно только теперь поверив в своё спасение, тот набросился на Егорова с объятиями и плачем:

– Соседушка! Дорогой ты мой! Я же не знаю, сколько пролежал здесь без дыхания. Думал всё…, забрали меня по ошибке в какой-то небесный ад. А ты здесь! Значит, поживу ещё немного. Опять забыл, как тебя звать, – признался Михаил Анатольевич чуть стыдливо.

– Валентин Владимирович, – второй раз за сутки представился ему Егоров, пытаясь ослабить его радостную хватку.

– Владимирович! …Конечно Владимирович, – пустил слезу Жмыхов, уже забыв имя своего спасателя, и опять стал бредить на плече Валентина: – Ты бы знал, что я пережил. Эта кровавая маска…. Я видел дьявола. …Ещё ракушки какие-то. Их завезли из Анапы. Да, точно вспомнил! Они из Анапы!

– В Анапе песчаные пляжи, – зачем-то возразил ему Валентин Владимирович.

– А где мы находимся? – немного отстранившись от него, спросил Михаил Анатольевич, и в глазах его присутствовало уже боле-мене разумное недоумение.

– Пойдёмте. Дом близко, – задумавшись об услышанных в агонии страшных вещах, сказал Валентин и встряхнул верёвку, давая Максиму понять, что они возвращаются.

Страховочный трос натянулся, и Егоров заметил, что подполковнику больно ступать на правую ногу. Тогда он устроил тяжёлую руку Жмыхова себе на плечи и, придерживая того за поясницу, повёл к дому.

Когда две фигуры, напоминающие композицию: «выход бойцов из окружения», появились из тумана и предстали перед Максимом, тот был спокоен и даже сочувствующе посмотрел на растрёпанного Жмыхова, но чуть исподлобья. Разбитый и уставший Михаил Анатольевич, в свою очередь, только вскользь обратил внимание на присутствие ещё одного человека. В данную минуту он забыл про наглеца с первого этажа и, как измученный дорогой паломник, прижимался и гладил руками серую стену дома, словно святыню.

Валентин Владимирович сбросил верёвку и повёл несчастного вдоль дома в подъезд, показывая Максиму большой палец, как бы поблагодарив его за хорошую работу. С горем пополам, доставив Жмыхова на второй этаж и, пренебрегая нормой приличия, Егоров нашёл в карманах подполковника ключи и открыл дверь. Михаил Анатольевич, как раненый лось, бросился в комнату, рухнул на кровать, тяжело, но, в тоже время, радостно задышал и млеющим голосом потребовал:

– Коньяк где-то там…, на кухне. А лучше водки. Давай скорее, тащи что найдёшь.