– Это так, и я намерен изучать женщин вглубь, а не вширь. Но как минимум двух.
– Нет, только не двух. Даже не думайте! И одну-то женщину изучить непросто, но если одной (что мне кажется идеальным вариантом) вам мало, то берите трех. Пара не замкнута.
– Как это – пара не замкнута?
– Ну, двумя линиями нельзя ограничить область пространства. Простейший из многоугольников – треугольник. Берите трех.
– Но треугольник плоский. Простейший многогранник – это куб. Значит, четырех как минимум.
– Главное, не двух! Либо одну, либо трех. И все же погружайтесь в одну.
– Именно так и поступлю.
XXIV
После встречи с Папарригопулосом Аугусто задумался. «Итак, мне предстоит отказаться от одной из двух либо найти третью. Впрочем, для психологического исследования третьим объектом, идеальным для сравнения, может послужить Лидувина. Итак, у меня их три: Эухения дает пищу моему воображению, голове; Росарио дает пищу моему сердцу, а кухарка Лидувина – моему желудку. Голова, сердце и желудок символизируют три свойства души: разум, чувство, желание. Думают головой, чувствуют сердцем, желают желудком. Факт! Теперь…»
«Теперь, – рассуждал он дальше, – у меня блестящая идея! Богатейшая! Сделаю вид, будто вновь хочу жениться на Эухении. Снова попрошу ее руки, посмотрим, выберет ли она меня в будущие мужья… Разумеется, исключительно в порядке психологического эксперимента! Бьюсь об заклад, она мне откажет. А если?.. Только этого мне не хватало! Она обязана мне отказать. После всего, что между нами произошло, после того, что она мне сказала в нашу последнюю встречу, шансов на согласие нет. Она женщина слова. Но разве женщины держат свое слово? Разве Женщина с большой буквы, та единственная, воплощенная в мириадах женских образов, чаще всего прекрасных, – разве Она обязана держать свое слово? Может, это свойственно лишь мужчинам? Хотя нет, нет! Эухения не согласится, она не любит меня. Не любит и уже приняла мой подарок. А если приняла и вовсю им пользуется, то зачем ей любить меня?.. А вдруг она возьмет свои слова назад, согласится стать моей невестой, а там и женой? Это все надо хорошенько обдумать. Что, если она согласится? Нет уж, слуга покорный. Так она поймает рыбака на собственную удочку. Нет, нет, такого не может быть. А если может? Тогда придется смириться. Смириться? Да, именно. Надо уметь смиряться со счастливой участью. Может быть, умение смиряться со своим счастьем – самое сложное искусство. Разве не говорил Пиндар, что все беды Тантала – от его неспособности справиться с собственным счастьем? Счастье капризно. Если Эухения скажет «да», то… победит психология? Да здравствует психология! Конечно же, нет! Она не согласится. Просто потому, что ей надо все делать по-своему. С такой женщиной, как Эухения, трудно сладить. Женщина, восставшая против мужчины, чтобы проверить, кто из них более настойчивый и постоянный в своих желаниях, способна на что угодно. Нет, она мне откажет!»
– Вас дожидается Росарио.
Этими тремя словами, исполненными глубокого смысла, Лидувина вклинилась в рассуждения Аугусто.
– Скажи-ка, Лидувина, женщины верны своему слову? Вы умеете держать обещания?
– По обстоятельствам.
– Да-да, так обычно отвечает твой муж. А ты ответь мне прямо, не так, как у вас, женщин, заведено. Вы часто отвечаете не на тот вопрос, который был задан, а на тот, который, по-вашему мнению, подразумевался, но не был озвучен.
– Так в чем вопрос-то?
– Умеете ли вы, женщины, держать слово?
– Смотря какое.
– Это как?
– Да проще простого. Иногда слово дают, намереваясь его сдержать, а иногда – чтобы нарушить. Это не обман, просто таковы условия игры.
– Ладно. Скажи Росарио, пусть войдет.
Когда Росарио появилась на пороге, Аугусто спросил:
– Скажи, Росарио, как ты считаешь – женщина должна держать слово или нет?
– Не помню, чтобы я давала вам слово…
– Да не ты! Я в общем спрашиваю. Должна ли женщина держать данное слово?
– А, так вы о той, другой…
– О любой, без разницы! Что думаешь?
– Я в таком плохо разбираюсь…
– Все равно.
– Хорошо, раз вы настаиваете. Лучше всего слова не давать вообще.
– А если уже дали?
– Ну и зря дали.
«Н-да, – сказал себе Аугусто, – девочка непрошибаема… Ладно, раз она здесь, займемся психологией и поставим опыт».
– Садись! – Он показал на свои колени.
Девушка спокойно, без тени смущения повиновалась, как будто так и надо. Аугусто, напротив, смутился и не понимал, с чего начать «психологический опыт». Растерявшись, он перешел от слов к действиям. Прижал Росарио к груди и стал осыпать ее личико поцелуями, думая при этом: «Кажется, я теряю самообладание, требуемое для психологических исследований». Затем, чуть успокоившись, он отстранился от Росарио и спросил:
– А разве ты не знаешь, что я люблю другую?
Росарио, пристально глядя на него, пожала плечами. Молча.
– Разве ты не знаешь? – настаивал он.
– А что мне за дело?
– Тебе все равно?
– Сейчас да! Сейчас вы, кажется, меня любите.
– Не тебе одной так кажется…