Туман над Токио

Вот хозяин Мураниши поддерживает оступившуюся служанку. Марк театрально распахивает объятия, крича «Congratulations!» Я вторю ему, заходя с правой стороны к застигнутым врасплох хозяину и Фуджи-сан. Величаво протягиваю руку. Тёплая ладонь господина Нагао усмиряет мою ауру, бушующую электромагнитными бурями. Янтарные глаза покрывают мне ласками щёки, губы. Японские статистки низко кланяются сладкой парочке, произнося без зазрения совести наши с Марком реплики… И тут, как чепе на помолвке, гремит режиссёрское: «Сто-о-оп!»

Статистки застывают в поклоне, согнутые, задом к сидящим в первых рядах продюсеру, драматургу и десятку зрителей. Хозяин не отпускает мою ладонь, вводя мне внутривенно инъекции своего пульсирующего душевного канала, действующего эффективней, чем транквилизаторы, антидепрессанты, антибиотики, анксиолитики, нейролептики, экстракт женьшеня и Коэнзим Q10.

Режиссёр просит меня встать в центр сцены и делает знак светотехникам. Лучи софитов освещают одну меня. Я стою в заколдованном световом кругу, а альфа-статусы, VIP-персоны и все остальные блестят глазами из полумрака.

Вот оно, наказание за мой бунт! Чтобы не высовывалась из позиций пешки!

Режиссёр держит паузу. А-а, это для того, верно, чтобы я хорошенько прочувствовала свою ничтожность!

Ну да, я чувствую… как огонь софитов играет с английской леди, удесятеряя блеск атласного шёлка на её струящемся платье-дезабилье, резвится с частичками мерцающей пудры на обнажённой коже, шалит в пшеничной копне волос, жонглирует гранями искусственных бриллиантов, ослепляя ласковые янтарные глаза. Хозяин Мураниши не жмурится. Он пристально, исподлобья, ошалело смотрит в заколдованный световой круг, и английская леди как будто чувствует на расстоянии мысль хозяина: «Она – моя!» Фуджи-сан непонимающе смотрит то на оказавшуюся в центре внимания англичанку, которую не знает ни один житель Кансая, то на задумавшегося режиссёра. Татьяна недоумевает. Марк и Джонни переглядываются, пожимая плечами. Аска застыла с глазами рыси.

Напрасно, господин режиссёр, вы медлите, ожидая пока я прочувствую во всей полноте свою мелкотравчатость и умру от стыда, выставленная на посмешище! Мне здесь, в центре сценического мироздания, как Полярной звезде, оч-ч-чень хорошо и комфортно! Одно то, что моя прекрасная леди ослепила кумира, повелителя миллионов дамских сердец, стоит устроенного мной бунта!

И тут режиссёр подошёл поближе ко мне.

– Знаете что, госпожа Аш… сделаем так…

Он с едва уловимой решимостью борца за справедливость, с лёгким вызовом храбреца, заметными лишь мне и сидящим в зале, огласил своё окончательное решение:

– Вы будете говорить по-французски! Французский язык придаст элегантности этой сцене… Тем более Мичико-сан, то есть госпожа Оцука говорит, кажется, по-французски?

Соноэ Оцука откликнулась:

– Oui, Monsieur, j’ai étudié au lycée français![53]

Нагао-сан заулыбался. Напряжение отхлынуло. А Фуджи-сан и ещё кое-кто из действующих лиц мастерски скрыли своё несогласие с режиссёром и досаду на французский язык.

– Значит так, – опять обратился ко мне режиссёр. – Вы жмёте руку господину Мураниши, на сцену выходит Мичико-сан, и в этот момент вы бросаетесь к ней, просите прощения за ошибочку. Ну и перебрасываетесь с ней несколькими репликами на французском. До завтрашней генеральной репетиции отработайте реплики с госпожой Соноэ…

– А сколько реплик мне можно говорить? – не веря ещё такому шансу, спросила я.

– А сколько хотите! Пока тут шум да гам, пока гости разбираются, кто же невеста господина Мураниши… А вы говорите, говорите! Французский – это изысканно… Изюминка! Давайте-ка посмотрим, как это будет выглядеть…

Сато-сан хлопнул в ладони:

– Сцена помолвки… Да-да, с самого начала…

Я взяла под локоть Марка. Уже совсем запутавшись в своих чувствах, небрежно пожала руку хозяину. Статистки оттарабанили мои бывшие реплики. На авансцене, у самой рампы, появилась Мичико-сан. Побежав к ней, я чуть не запуталась в шлейфе своего платья. Прокричала на японском: «Госпожа Мичико! Простите! Простите нас за ошибку!» Мичико ответила мне по-французски, явно гордясь своим прононсом:

– Oh, ce n’est rien![54]

– Pardonnez-nous! C’est dommage, une erreur comme celle-ci![55] – импровизировала я.

– Cela arrive, ne vous en faites pas![56]

– C’est vous, la vraie fiancée? Oh, vous êtes charmante! Quelle robe exquise![57] – льстила я.

Мичико отвернулась, ревниво подзывая к себе жениха. Шум да гам ещё не закончились. И, не лыком шита, я подошла к рампе, на самый край авансцены, тет-а-тет со зрителями – одна, на обозрении партера, лож, балконов, и наговорила в десять раз больше того, что потеряла. Из первого ряда, улыбаясь, Накамура-сан прикрыл веки, подбадривая меня.

Марк, ожидая, пока супруга наговорится, недвижно стоял в стороне и, вполне вероятно, искал среди залежей своего творческого потенциала выгоду в создавшейся ситуации: сцену мы должны покинуть вместе, и не стоять же ему, как взбитому белку для бисквита, без телодвижений, без самовыражения, а посему и без обожания публики?