Туман над Токио

– Знаете, Аракава-сенсей организует в субботу вечером поход в бар на вечеринку. Танго с аргентинцами не желаете потанцевать? – сделала я объявление.

Никто танго танцевать не желал…

– А я в субботу не могу, – сожалела Рена.

– А мне ещё учиться и учиться… – вторила подруге Каори.

Надев наушники, я съела шоколадный батончик Аски. И никто меня не потревожил до финальной сцены спектакля.

* * *

Спустившись по команде режиссёра на поздравления и напутствия перед завтрашним открытием гастролей в Токио, я снова пряталась за спины творческих людей, стараясь не попадать в поле зрения маэстро. Но Нагао-сан менял ракурс и как бы я ни хитрила, ласковые карие глаза были на мне.

Перед выходом из театра, пока я возилась с молнией на сапогах у обувных шкафов, подошёл Абэ-сан, поэтому выходить «повезло» вместе. Театралов ни впереди, ни сзади нас не было, и агент 007 отключил высокое напряжение.

Мы беседовали о тёплом деньке, о многочисленных мелких ролях, сыгранных Абэ-сан то тут, то там, в различных городах и театрах империи. И почти всегда попадал на спектакли, где примой была Фуджи-сан. Недалеко от отеля я предложила ему посидеть в спокойном кафе. Коллега отчаянно согласился…

Помня о том, что Абэ-сан достаточно прямолинеен – если нет свидетелей или ушей, которые, как оказалось, имеются у закулисных стен, я пожаловалась на ситуацию в гримёрной и употребила слово «идзимэ», недозволенное, ущемляющее гордость японцев за свою страну и школу. Абэ-сан оставался непоколебимым:

– Госпожа Аш, вам, наверное, показалось… Никто вас не третирует – это обычная жизнь в женских гримёрных.

– Так между собой девушки-то ладят! Только на меня некоторые здорово ополчились…

– А вы не думайте! Сознание, лишённое мыслей, обретёт просветление! – изрёк коллега, сыгравший, наверное, и буддийских монахов.

– Голова вроде дана, чтобы мыслить, не так ли?

– О-хо-хо… Знаете, у нас в Японии умный мужчина с опаской относится к красивой женщине. Он и не подойдёт к ней, если не выпьет. А вот так, запросто, как у вас на Западе, сказать женщине: «Вы – красивая» – чревато… чревато… Красивая женщина может обидеться… А насчёт женского пола, конечно, не знаю… Их реакции мне непонятны… никогда не играл женские роли… Наверное, красота другой женщины мутузит у них инстинкт доминирования…

– Прошу прошения, Абэ-сан… Не поняла… Му… му… чего?

– Му… ту… зит!

– А-а! Му… ту… зит! А как это – мутузит?

– А вот так: мутузит!

– О-о, теперь ясно… – рьяно шевелила мозгами я, ища логику.

– Так что не думайте, госпожа Аш… Не думайте…

Глава 4

Весь актёрский состав и художественно-постановочный коллектив утопал в бархате зрительного зала. На сцене, у алтаря с подношениями из фруктов, репы и зелени томился на табурете синтоистский священнослужитель, пока продюсер и режиссёр толкали речь. И снова, как в Осаке, Нагао-сан, разыграв робость и конфуз, поднялся на сцену и преклонил венценосную голову перед божеством. И мы все, сложив руки лодочкой, тоже молились вместе с ним: кто божествам и духам, кто скелетам, закопанным в палисаднике, кто бабочкам в животе, а я нынче уже молила театрального бога не об актёрской славе и не об успехе в шоу-бизнесе, а о более важных вещах: чтобы мне не наступили на шлейф платья, чтобы «случайно» не пропал мой накладной хвост, и чтобы не упасть на сцене.

Маэстро так низко склонил голову, что японский мандарин размером с американский апельсин, по закону линейной перспективы, украшал не алтарь, а его авангардную стрижку с взъерошенной чёлкой.

Через полчаса мы освободили зал, уступая его зрителям, и разошлись по гримёрным.

В нашей комнате стояла райская благодать, возможная лишь тогда, когда женщина сидит перед зеркалом и пытается кардинально похорошеть. Изредка раздавались мягкие звуки откупоривания лосьонов, шуршание целлофановых пакетов, в которые летела скомканная косметическая вата. Аска приоткрыла рот, покрывая втором слоем туши второй ряд накладных ресниц. Агнесса потрясла флакон с тоником, освежила лицо и прихлопнула по щекам. Татьяна приглушённо выругалась: «Вот блин!», попав щёточкой с тушью мимо ресниц. Агнесса засуетилась, предлагая подруге помощь. Мива, естественно, без конца прикладывалась к бутыли с антисептическим гелем, и его пшиканье дезинфицировало гримёрную от вируса вражды и распрей. Но райскую благодать оборвал стук:

– Цветы для госпожи Аш! Распишитесь!

Госпожа Аш вскочила, глянула на девичник, подозревая, что данное событие вот-вот отмутузит у них инстинкт доминирования и крикнула: «Минуточку!»

Ещё одна цветочная композиция стоимостью в двести долларов! Огава-сенсей поспешил… Не положено! Я получила цветы раньше шоу-звёзд! Скульптура в золотистой плетёной корзине, сотворённая из раскидистой ветви красной камелии, нежно-розовых гвоздик, адажио белых лилий с голубыми пушистыми гортензиями и крещендо из колосьев и стебельков цвета полированного золота, зелёной дымки, серого нефрита, листьев мяты… Божественный дар раскинулся во всю ширь кулуара и я перенесла его чуть поодаль, в нишу между настенным зеркалом и вешалкой для верхней одежды.