Тунисские напевы

– Стары мы с тобой старушка, всё прошло с молодостью, глупы мы были, во всё верили и в молодость, и в вечную любовь, не знали трудностей жизни, столько ошибок совершили, столько сказали лишнего и недосказали важного… эх, вешняя пора. Перечеркнуло теперь меня что ли? Всё тоскую, да думаю, любили ли мы? Теперь у каждого своя семья, мы ведь и до семьи с тобой виделись, а чувства-то пропали. Куда?…

– Те года были глупы и просты, а в их наивности скрывалось наше неизъяснимое счастье. В том, как мы с тобой мечтали, всему смысл придавали… в каждом облаке видели символ знамения судьбы. В том, как чувствами жили, плакали и смеялись без причины. Да даже в простом молчании, даже в самой смерти виделось тогда нечто прекрасное. Сейчас всё вспоминаю ту ночь, когда мы клялись в любви. Те звёзды, луна, берег, всё казалось таким особенным и будто только для нас. Ты говорил такие прекрасные слова, в серебреном свете, как будто сами ангелы шептали их тебе на ухо… и луна, и звёзды обещали нам вечную любовь…

– Что же получается, луна и звёзды обманули. Может и само-то счастье, что было у нас тогда – обман. Что тогда было настоящим, если грёзы не сбылись, а любовь не вечна? Ты знаешь старушка?

– Наверное, только наш поцелуй. Клятвы падут, тела истлеют».

Карпер закончил долгий и распевный рассказ, перевёл дух и, откинувшись назад, смахнул волосы со лба.

– И зачем ты мне это рассказал? – горько усмехнулся Кирго.

– Как же! – возмутился контрабандист, – мудрая легенда. Любовь-то проходит, значит и у твоей пройдёт.

– Мне кажется у истории другой смысл…

– А мне кажется, что ты сумасшедший, но делать нечего. Мы должны отплывать через неделю, хотя там дел всего на два дня; морские волки всегда ленивы на суше. До завтра мы должны управиться. Соберу команду и идём.

– Я поплыву на родину, Гайдэ и янычар в Грецию… – произнося последнее слово, юноша нахмурился.

– Тогда завтра! – отозвался Карпер. – В полночь лодка будет готова, и мы отправимся прямо отсюда. Не медли и не опаздывай. И ещё… если поймают, то я тебя не знаю.

– Спасибо, – с чувством произнёс Кирго.

– Хоть одно во всём этом хорошо,– заключил Карпер, – ты отправишься на родину.

25

Вкратце объяснимся о дальнейших действиях. Кирго отвёл Гайдэ в условленный покосившийся дом.

– Я подожду здесь и послежу, чтобы вам не мешали, – сказал он, остановившись на перекрёстке, не доходя до ночлежки ста метров. Кирго не хотел идти с ней, не хотел видеть Фарида. Он бы не смог вынести вида их встречи, их счастья.

Наложница рассказала всё Фариду, немного поплакала, склонила голову ему на плечо.

– Не доверяю я этому Кирго, – буркнул Фарид, смотря в окно.

– Верь мне. Он все устроит. Он верный и честный… он меня любит.

– Любит?

Удивительно, как люди могут цепляться за одно слово.

– Он ради меня на все пойдет и не предаст.

– Значит, завтра ночью.

Фарид на удивление быстро согласился.

«Что же, она рискует для меня жизнью, а я струшу?» – думал янычар.

Гайдэ готова была отдать всю себя и не спрашивала позволений. Она всё решила. Она повелевала, покоряясь. Так могут лишь женщины. А мужчины тем временем блистают в собственном самолюбии, как в золотых доспехах, думая: «вот на что она ради меня готова».

26

Глубокая ночь; тьма и тишина. В комнате младших наложниц раздавался громкий храп Гайнияр. Шторы на её ложе были задёрнуты; узоры песчаного цвета на кремовом полотне отражали дрожащий луч свечи. Неожиданно кто-то отодвинул шторы и рукой начал трясти Гайнияр за плечо. Дева в испуге открыла глаза, как бы пытаясь понять, что случилось.

– Это я, – прошептала Гайдэ.

– Что… а… чего тебе? – также прошептала подруга.

Гайдэ присела на перину. – Мне нужно кое-что тебе рассказать. Только обещай, что никому не проговоришься!

– Конечно, конечно, – вернулась к Гайнияр привычная бодрость.

– Только даже вида не подавай, даже словом не намекай потом.

– Да рассказывай уже!

– Завтра я убегу…

– Куда? – не удержалась Гайнияр и громко вскрикнула.

– Тише ты! – оглянулась Гайдэ, – В Грецию. Фарид согласился. Кирго всё устроит.

– Кирго, – повторила Гайнияр, – а как же он?

– Он поплывёт с нами, и отправиться к себе на родину.

– Ох и страсти.

– Уж завтра ночью мы поплывём в Грецию, заберём моего брата, и Фарид всё сделает для меня.

И девы ещё некоторое время сидели в молчании. Потом Гайдэ крепко пожала руку подруги, и ушла к себе на ложе.

Вновь тишина воцарилась в покоях. Всё успокоилось. Жария открыла глаза и долго лежала глядя в потолок. Разговор, только-что услышанный, живо отзывался в её облике.

27

День был жаркий; проходил медленно, как караван в тысячу верблюдов. Кирго хлопотал: искал мужскую одежду, припасы, факелы. Гайдэ сложила все украшения, подаренные Сеидом в сундук, не взяв с собой ни одного; на пальце её осталось лишь серебряное кольцо Кирго.