Подходя к концу, невольно начинаешь задумываться о начале. Так и наши герои обдумывали начало этой повести: Гайдэ вспоминала первые дни в гареме, Кирго ту безотчётную тоску по родине, теснившую его грудь на берегу моря; он хотел было сходить в Великую мечеть Сусса последний раз, помолиться Аллаху, да дел было много, и он не стал.
«Ведь Он знает про то, что в груди!» – подумал Кирго. И одиннадцатая сура «Худ» вспомнилась ему. Вспомнилось, как муэдзин мелодично поёт её, словно перекатывая голосом камни; как ровным и волнистым тенором течёт рассказ о пророке Нухе, не просившем богатств за свою мудрость и за свою веру…как муэдзин повышает голос, когда поёт о неверных и об их издёвках. И вспомнилось ему повеление Нуху от Аллаха построить ковчег, чтобы спасти справедливых по паре. Лодка Карпера виделась ему теперь ковчегом, а спасение Гайдэ божьим проведением.
Наложницы опять только ели да валялись на подушках. Гайнияр была загадочна и молчалива, чем немало удивила всех девушек. Мусифа танцевала под звуки струнного уда, плавно двигая плечами. Жария как обычно куда-то пропала; хотя её не видели с самого утра. А Гайдэ вышла на внутренний двор, легла на персидский ковёр, устланный подушками, и молча слушала музыку, глядя в небо.
Так день прошёл, как проходят самые большие караваны, как и всё проходит в этом мире – незаметно. Старушка Милима зазвала всех за стол; мясо кастрированного быка и рис удались необычайно. Кирго взял себе небольшую миску, примостился с краю в тёмном углу, и нежно смотрел на Гайдэ. Она почувствовала его взгляд, обратилась в его сторону, и немой разговор завязался меж ними.
Пришла ночь. Гайдэ легла в кровать, чтобы не вызывать подозрений; пролежав два часа, пока евнух Малей не уснёт в своей коморке, она встала и отправилась на крышу, в беседку.
Когда она в ночной рубашке на ощупь пробиралась по лестнице, сердце у неё замирало. Предчувствие зла наседало; казалось, что сейчас на крыше она увидит схваченного Кирго, стража Ракыба, занёсшего над ним свою шашку; чудилось, будто всем уж известно об её побеге. И с невольной дрожью она взглянула в беседку, когда поднялась.
Кирго сидел один, положив руки на колени. Завидев Гайдэ, он поднялся на ноги, отошёл в сторону от лавки. Лунный свет слабо упадал на крышу, островками освещая черепицу. Гайдэ села на лавку.
– Всё готово, – произнёс Кирго, – вы можете не беспокоиться, ваша одежда здесь, вещи в дорогу уложены; Карпер человек надёжный, главное не бойтесь.
– Я хотела поговорить с вами перед уходом, да только страшно вам сказать…
Они отчего-то начали теперь обращаться друг к другу на «вы».
–– Не бойтесь, говорите, – промолвил он и остановился перед ней.
Гайдэ подняла на него свои ясные глаза.
–– Вы такие добрые, – начала она и в то же время подумала: "Да, он точно добрый…" – Вы извините меня, я бы не должна сметь говорить об этом с вами… но как могли вы… это ведь тяжело для вас?
Кирго дрогнул, поглядел на Гайдэ и подсел к ней.
–– Милая моя – заговорил он, – не прикасайтесь, пожалуйста, к этой ране; руки у вас нежные, а все-таки… мне будет больно.
–– Я знаю, – продолжала Гайдэ, как будто не расслушав его, – я перед вами виновата, я не хочу оправдываться; но как же можно разлучать то, что бог соединил?
–– Наши думы на этот счет полностью сходятся. Именно поэтому я исполню всё, что обещал – произнес Кирго довольно резко, – но я вас теперь любить не должен, да и не могу.
Гайдэ побледнела; все тело ее слегка затрепетало, но она не замолчала.
–– Вы должны простить, – промолвила она тихо, – если хотите, чтобы и вас простили.
–– Простить! – подхватил Кирго. – Вы сперва говорили мне забыть о моей любви. Потом сами же напомнили мне о ней, укололи её ради ваших интересов, а теперь просите простить вам. Не вчера ли вы велели мне быть строгим с вами! И зачем просите? Будто вы столь глупая и не понимаете, что для меня простить, значит любить вас. А любить, значит потерять навеки. Почему вам непременно нужно расстаться друзьями? Что даст это мимолетное примиренье? Слёзы, радость, облегчение – всё теперь не для меня. И здесь вы опять о себе думаете… да что тут толковать!
–– Зачем он не вы! – с усилием проговорила Гайдэ. Дрожь ее рук становилась видимой. – Мы могли бы быть…
–– Оставьте – возразил с невольным взрывом нетерпенья Кирго, – вы будете счастливы и этого довольно!
–– Спасибо вам – прошептала Гайдэ и потупила глаза.
Кирго быстро поднялся со скамьи.
– Пора.
28
Они вышли через главный вход, который вверен был Кирго на эту ночь. Гайдэ покрывал старый суконный кафтан, на голове её был платок, на ногах мужские сапоги; лицо перемазано печной сажей; в сумерках трудно было бы понять, что она женщина.
Пошли рядом. Мимо домов бежали большие тени, отбрасываемые от огня. В одной руке Кирго держал свёрток с вещами, в другой факел. Гайдэ невольно жалась к мужскому плечу, казавшемуся ей теперь таким нужным. Кирго напомнил ей, что если их увидят, странным покажется такая близость мужчин.