Туркестан в имперской политике России: Монография в документах

Порядок рассмотрения «вакуфного дела» включал здесь несколько этапов: представленные в определенный срок документы рассматривало областное правление и передавало те из них, которые признавались подлинными, в уездную поземельно-податную комиссию; потом поземельно-податный комиссар снимал на план вакуфные участки и проводил расследование «на месте», после чего давал свое заключение; затем поземельно-податная комиссия выносила решение, после чего оно поступало в областное правление, решение записывалось в журнал общего присутствия, который подавался затем на утверждение генерал-губернатору Туркестанского края. Хотя в целом окончательное решение по вакуфам принималось исходя из общих политических представлений об отношении к исламу, на саму процедуру рассмотрения и расследования конкретных дел оказывали существенное влияние своеобразная бюрократическая инерция, столкновение интересов различных чиновников и их взаимоотношения, возможно, даже какие-то корыстные интересы. В итоге общая российская политика применительно к вакуфам выглядела затянутой и непоследовательной.

Неясным было российское законодательство и в отношении вопроса о том, каким образом управляется вакуфное имущество, как распределяются доходы, кто контролирует этот процесс. Поскольку никаких централизованных исламских институтов в Туркестане не было создано, все вопросы, связанные с организацией мусульманских институтов и их финансированием оказались в руках местной элиты – мутаваллиев, которые распоряжались вакуфным имуществом. Это вызвало, с одной стороны, массовую коррупцию и злоупотребления, с другой – недовольство населения, конфликты между разными его группами и многочисленные обращения к российской власти с просьбой вмешаться, провести расследование и наказать виновных[298].

В 1903 г. тогдашний туркестанский генерал-губернатор Н. А. Иванов издал распоряжение об усилении контроля за вакуфами, а в 1904 г. было учреждено «Особое совещание по вакуфным делам» с участием областных начальников и специалистов. Но после новой ситуации в Империи, которая сложилась в 1905 г., и издания царского Манифеста от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» опять стало неясно, на каких принципах решать вакуфный вопрос.

Генерал-губернатор Д. И. Суботич (или Субботич) в 1906 г. в очередной раз констатировал запутанность вакуфного дела и предлагал созвать в областях «особые съезды» из представителей духовенства и администрации, а потом созвать краевое «Особое совещание» по данному вопросу.

Проведенная в Туркестанском крае в 1908 г. ревизия сенатора К. К. Палена, на которую царская власть возлагала большие надежды, тоже закончилась весьма общими пожеланиями. Перед началом Первой мировой войны как в центре, так и в самом Туркестане создавались разного рода комиссии, работали «Совещания», писались отчеты и докладные записки, но и они не внесли (точнее, не успели внести) ясности в эту проблему. Представленные в настоящем разделе документы 1908 и 1912 гг. отражают в какой-то мере характер этой проделанной чиновниками работы.

Результаты такой противоречивой политики были двойственными. С одной стороны, власть постоянно вмешивалась в деятельность вакуфов, всегда имела возможность, из-за неопределенности закона, найти в вакуфных документах или в практике их применения какие-нибудь несоответствия и нарушения. С другой стороны, власть неохотно пользовалась этой возможностью без необходимости, если лица, владеющие вакуфами, выражали лояльность и не вызывали каких-либо подозрений. Такой порядок позволял устанавливать своеобразные договорные отношения между властью и мусульманской элитой, находить всех устраивающий компромисс. Со своей стороны население часто соблюдало собственные представления о вакуфах, не ставя об этом в известность власть. Значительное число вакуфов, особенно это касалось маленьких сельских мечетей и мазаров, существовали без каких-либо документов, по устной договоренности и по традиции, не вызывая конфликтов в самом обществе и не привлекая внимание небольшого числа российских чиновников.