Преимущественно негативные представления об исламе и его институтах, закрепленные в общественном сознании империи, и в особенности в представлениях колониальных властей, отразились также и в имперском дискурсе о легитимных (допущенных властью) исламских институтах. В качестве примера мы предлагаем публикацию документов, в которых обсуждаются вопросы о создании в Туркестане самостоятельного Духовного управления мусульман. Эти документы включают в себя протоколы заседаний, фрагменты переписки, имеющей отношение к одному из самых широко обсуждаемых вопросов по поводу о создании в Туркестане институтов, подобных Магометанским Духовным управлениям, уже существующим в других частях Российской империи, где проживали мусульмане[607]
. Эти документы сопровождены разного рода инструкциями, справками о деятельности похожих мусульманских учреждений империи. Представленные справки и переписка интересны не только тем, что отражают разнообразную палитру мнений значительного числа высокопоставленных чиновников и экспертов по отношению к исламу и его институтам, но и тем, что в них отразились масса других явлений и проблем, которые, как считалось тогда, были связаны с негативными представлениями об исламе и мусульманах вообще.Известно, что первый генерал-губернатор Туркестана фон Кауфман считал, что создание Духовного управления мусульман Туркестана совсем необязательно, поскольку это выходило за рамки поддержанной им стратегии невмешательства в дела религиозных учреждений (упомянутая выше «политика игнорирования ислама него учреждений»). Согласно статье 1344 «Устава Иностранных Исповеданий» (Свод Законов Российской Империи. Т. И. СПб., 1896), мусульмане Туркестана формально находились в подчинении Оренбургского духовного собрания (ОДС). Ссылаясь на эту статью в Законе, муфтий ОДС иногда подавал запросы в «окраинные губернии» Туркестана с требованием предоставить сведения о количестве культовых учебных и прочих учреждений. Реакция фон Кауфмана была вполне ожидаемой. Судя по публикуемым ниже документам, он настойчиво просил министра внутренних дел (письмо от 11 декабря 1879 г.) «о воспрещении Оренбургскому Магометанскому Собранию и Оренбургскому Муфтию всяких прямых и непосредственных сношений с духовными магометанскими лицами и учреждениями Туркестанского края, помимо местной Администрации». В результате получилось так, что Оренбургское духовное собрание (ОДС), не желая, очевидно, конфликтов с именитым генералом, перестало интересоваться положением мусульманства в Туркестанском крае, хотя указанная статья «Устава» оставалась в силе.
Следующий генерал-губернатор, М. Г. Черняев (1882-1884), инициировал обсуждение вопроса о создании самостоятельного Духовного управления, но, судя по известным нам документам, без прямых указаний из «Центра», то есть из Петербурга. Внутренним приказом по администрации генерал-губернаторства была создана «Особая комиссия» по выработке предложений по функциям «Духовного управления» (ЦГА РУз. Ф. И-1. Оп. 11. Д. 326). В нее вошли исключительно мусульманские духовные авторитеты, кто сотрудничал с царской властью (см. публикуемый ниже его «Приказ» № 23 от 19 января 1884 г.). Комиссия успела выработать предложения по функциям, структуре, составу проектируемого Управления, определила конкретные учреждения, которые ему должны были подчиняться (судебные и образовательные учреждения, мечети и иные ритуальные заведения, их вакуфные институты), возрастной ценз «служителей культа» и т.п. (там же, л. 3-25, 28-67). Однако после отставки М. Г. Черняева временно замещавший его генерал Гродеков приостановил деятельность Комиссии (там же, л. 25-26). В соответствующем приказе Гродеков крайне отрицательно высказался о деятельности «Комиссии туземцев» и счел, что ее деятельность – «предел мечтаний мусульман относительно полного обособления мусульманства от всякого контроля русской власти». На самом деле, как следует из этого и других документов, любое назначение на «мусульманские должности» и всевозможные постановления Комиссии (из которой предполагалось составить самостоятельное Духовное управление») должны были утверждаться в службе генерал-губернатора. Так что о полном «обособлении от контроля русской власти» речи не шло.
Тем не менее временный преемник М. Черняева Н. И. Гродеков и особенно назначенный после них на должность генерал-губернатор Н. О. Розенбах увидели в попытках создания подобных институтов мусульман нежелательные явления, апеллируя, в числе прочих аргументов, к рекомендациям знаменитой Комиссии графа Игнатьева. Последний, опираясь на группу своих экспертов, настаивал на возрождении былых направлений «магометанской политики». Комиссия указала «четыре главных пути»: «Постепенное подчинение туземцев общим государственным судебным учреждениям, образование туземного юношества в правительственных школах, обязательное распространение государственного языка среди туземного населения и русская колонизация края» (см. опубликованные здесь документы)[608]
.