Туркестан в имперской политике России: Монография в документах

Следующий документ, представленный в виде Доклада по Канцелярии туркестанского генерал-губернатора и подготовленный (судя по содержанию) для Министерства иностранных дел заведующим Канцелярией генерал-губернатора[613]. Во вводной части Доклада почти полностью повторено содержание и аргументация предыдущего документа (на имя военного министра). Составитель сообщает, что на Доклад генерал-губернатора военному министру ответ не получен, и предположил, что министерство связалось с Департаментом иностранных исповеданий, ожидая их реакции. В докладе есть ссылка на «Правительственный вестник» (номер не указан), где выражена позиция военного министра относительно организационных институтов мусульман империи, в том числе и в Туркестане (с обширными заимствованиями из отчетов и уголовных дел по Андижанскому восстанию 1898 г.). Министр, судя по цитате из его статьи, также связывает активность «мингтюбинского ишана» (т.е. Дукчи Ишана) с влиянием «иностранного дервишизма / ишанизма / суфизма. В заключение министр соглашается с мнением, что для предупреждения беспорядков целесообразно усилить контроль «за развитием мусульманских учений», «присматривать за заведованиями вакуфами», для чего необходимо учредить «особый орган при Главном Начальнике края».

Судя по содержанию, генерал-губернатор Духовской ожидал такого же положительного резюме от Департамента иностранных исповеданий. Однако он настаивал, что не стоит калькировать структуру ОДС или Закавказских духовных управлений, не создавать должности муфтия (или его аналогов), а поручить управление русскому эксперту по исламу, кто «хорошо знает ислам и туземные обычаи».

Далее это же архивное дело включает в себя обзор мнений военных губернаторов Туркестана, или как формулируется в документе, «свод мнений местной Администрации» (военных губернаторов Самарканда, Ферганы и Сырдарьинской области). На самом деле доклады готовили известные на то время эксперты по исламу (В. Наливкин, В. Вяткин, А. Смирнов и, видимо, Н. Остроумов и др.), фамилии которых иногда фигурируют в докладе. Изложенные мнения неодинаковы. Кроме того, они не были знакомы с упомянутым «Докладом», подписанным Духовским и уже отправленным в МВД и Департамент иностранных исповеданий. Однако все три указанных проекта легли на стол генерал-губернатора. Есть смысл прокомментировать их более подробно, поскольку публикуемый текст заключает в себе ряд важных для исследователя контекстов.

Проект самаркандского губернатора (составлен Наливкиным и Вяткиным[614]) характеризируется в записке Федорова как самый полный. В нем предлагалось создать окружные и областные инспекции («меджлисы»), относительно независимые, но с полным подчинением генерал-губернатору и военным губернаторам. Более низкие ступени в этой иерархии— имамы, мударрисы и мутавалли. Их кандидатуры могли выбираться из среды мусульман (не старше 35 лет и окончивших медресе), однако утверждались в канцеляриях областей. Из иерархии «духовных лиц» исключались суфийские шейх и и кадык что мотивируется желанием изолировать первых из них (т.е. суфиев) от «духовных потреб» мусульман, а кадиев классифицировать как сословие, «не имеющее по закону никакого отношения к делам духовным». В самаркандском Проекте имелась историческая справка о вакуфных имуществах, которые предлагалось передать в ведение Инспекции, однако при полном контроле Канцелярии генерал-губернатора и подчинении мутаваллиев областным губернаторам. Автор аналитической записки глава Канцелярии Г. Федоров (?) полагал, что эта часть самаркандского проекта аморфна и не содержит конкретных предложений.

Такую же критику глава Канцелярии высказал относительно предложений в самаркандском Проекте по поводу мусульманского образования, полагая, что только частичное переподчинение медресе проектируемой Инспекции / меджлису (вместо ведомства Народного просвещения) не решит основной их проблемы, то есть не устранит «узкорелигиозный, фанатический характер медресе». Поэтому Федоров предложил полностью подчинить медресе Духовному управлению (или похожей структуре), поскольку в этом случае введение в их программу русского языка (как «единственный способ поставить их на путь полезности с точки зрения русских интересов») и расширение их программы за счет изучения имперской истории будет воспринято «местным населением спокойно». Тогда как инициирование этих предметов со стороны властей «возбудило бы в населении серьезное неудовольствие».

Составители самаркандского Проекта в той или иной степени (как заметил Начальник Канцелярии) следовали похожему тексту Положения о Духовном управлении Закавказья, однако перепоручая управление проектируемой организацией председателям «меджлисов» в каждой области, лояльных к русской власти и подчиненных «Главной инспекции» при Канцелярии генерал-губернатора.