Твердая рука

Чарльз спустился в гостиную и сказал, что доктор уже закончил с Чико и готов осмотреть меня, на что я ответил, мол, большое спасибо и пусть идет домой.

— Он даст тебе действенное обезболивающее, как Чико.

— Вот именно этого-то мне и не надо, и я надеюсь, что он принял во внимание, что у Чико сотрясение мозга, и был осторожен с дозировкой.

— Ты ему пять-шесть раз это повторил, когда он только пришел. — Чарльз помолчал. — Он тебя ждет.

— Я серьезно, Чарльз. Мне надо все как следует обдумать, и этим я сейчас и займусь, так что проводите доктора и ложитесь спать.

— Разве так можно! — возразил он.

— Можно. Можно и нужно. Именно сейчас, пока я еще чувствую... — Я запнулся. Пока я еще чувствую будто с меня кожу содрали заживо, подумал я, не собираясь говорить это вслух.

— Нелепое решение.

— Да в том-то и дело, что тут полно нелепостей, и я хочу в них разобраться. А вы идите спать.

Я и прежде замечал, что при болезненных травмах ум резко проясняется и некоторое время работает с обостренной восприимчивостью. Это время следовало использовать, а не тратить попусту.

— Ты видел спину у Чико? — спросил он.

— Неоднократно, — дурашливым тоном ответствовал я.

— И у тебя спина в таком же виде?

— Не смотрел.

— Ты невыносим.

— Ага. Идите спать.

Оставшись один, я припомнил весь обрушившийся на меня кошмар, с тем же старанием, с которым до этого старался о нем не думать. Это было слишком, как выразился Чико. Слишком. Почему?

В шесть утра в гостиную спустился Чарльз в халате. Его лицо хранило непроницаемое выражение.

— Все думаешь? — осведомился он.

— Ага.

— Кофе?

— Чаю.

Он заварил чай и подал его на флотский манер, в двух больших кружках, от которых поднимался пар. Поставил мою на стол за спинкой дивана, сел в кресло со своей и устремил на меня ничего не выражающий взгляд.

— Итак?

Я потер лоб.

— Когда вы смотрите на меня, — неуверенно начал я, — я имею в виду вообще, а не сейчас. Что вы видите?

— Ты и сам это знаешь.

— Вам видны мои страхи, сомнения, чувства стыда, ненужности и бессилия?

— Конечно, нет. — Он усмехнулся, потом отхлебнул чай и посерьезнел. — Ты не выказываешь подобных чувств.

— Никто не выказывает, — согласился я. — У каждого из нас есть внешняя оболочка и внутреннее содержание, и между внешним и внутренним может быть большая разница.

— Это общее наблюдение?

— Нет. — Я взял кружку и подул на кипяток. — В своих глазах я ни в чем не уверен, мало в чем разбираюсь и много чего боюсь. А в чужих... Видите ли, нам с Чико вчера попало потому, что в чужих глазах мы выглядим совсем не так.

Я осторожно отхлебнул чай. Как обычно, Чарльз заварил его так крепко, что язык защипало от горечи. Порой мне это очень нравилось. Я продолжил:

— Сперва, когда мы только занялись сыщицким делом, нам везло. Иными словами, нам подвернулось несколько несложных дел, о нас заговорили и в итоге наша репутация оказалась весьма раздута.

— А на самом-то деле, надо понимать, вы просто тупые лентяи? — сухо осведомился Чарльз.

— Вы понимаете, что я хочу сказать.

— Конечно, понимаю. Вчера утром мне позвонил Том Улластон, по его словам, для того, чтобы обсудить вопрос с распорядителями в Эпсоме, но на самом деле, как я понял, чтобы поделиться со мной своими выводами о тебе. В двух словах, он считает, что было бы досадно, останься ты жокеем.

— Было бы замечательно, — вздохнул я.

— То есть ты хочешь сказать, что вчера вас с Чико избили, чтобы не дать вам добиться очередного успеха?

— Не совсем так.

Я рассказал ему то, над чем думал всю ночь, и его чай остыл. Когда я закончил, он долгое время сидел молча, продолжая сверлить меня своим ничего не выражающим взглядом. Затем он произнес:

— Похоже, вчерашний вечер был… ужасен.

— Да, именно так.

Снова молчание. Затем:

— И что теперь?

— А можно ли мне вас попросить, — неуверенно начал я, — сделать для меня пару вещей, а то я, э-э...

— Конечно, — согласился он. — Что именно?

— Сегодня четверг, и вы все равно собирались в Лондон. Вас не затруднит взять вместо роллса лендровер и обменять его на мою машину?

— Если это необходимо, — ответил он без особого восторга.

— Там в чемодане лежит зарядник для аккумуляторов, — добавил я.

— Конечно, я все сделаю.

— Перед тем, заберите, пожалуйста, в Оксфорде фотографии Николаса Эша.

— Сид!

Я кивнул.

— Мы нашли его. У меня в машине лежит письмо с новым адресом и той же самой просьбой о пожертвовании.

Он покачал головой, дивясь глупости Эша.

— Что-нибудь еще?

— К сожалению, еще два поручения. Первое несложное, в Лондоне. А насчет второго... вы не могли бы съездить в Танбридж-Уэллс?

Я объяснил зачем и он пообещал съездить, несмотря на то, что ради этого пришлось бы отменить совещание совета директоров, в котором он заседал.

— И будьте добры, одолжите мне фотоаппарат, а то мой остался в машине... и свежую рубашку.

— В таком порядке?

— Да, пожалуйста.

Будь моя воля, я бы тысячу лет не двинулся с места, но через некоторое время я с трудом оторвался от дивана и поднялся к Чико, взяв с собой фотоаппарат Чарльза.