Твердая рука

Я бросился на него с яростью, которая удивила меня самого, и он отшатнулся. Я поймал летящую цепь на протез, ее конец обмотался вокруг предплечья, и я с силой выдернул ее у него из руки. Кожаная петля мотнулась ко мне, и если бы мы дрались один на один, я отомстил бы за Чико и вырвался на свободу, потому что ринулся на него окончательно потеряв голову.

Я ухватился за кожаную петлю, и как только цепь соскользнула с протеза, взмахнул рукой, очертил над головой круг и сильно хлестнул бандита по плечам. По его широко распахнувшимся глазам и нечленораздельному шотландскому реву стало ясно, что он впервые пробует свое угощение.

В это время подоспел бандит с вилами, и если с одним я, может, и справился бы, то против двоих шансов не было. Он ткнул в меня острыми зубьями, и хотя я увернулся словно тореадор, первый бандит успел вцепиться в мою правую руку и принялся отбирать цепь.

Я в прыжке развернулся к нему и ударил металлической кистью по уху так сильно, что отдача передалась мне по протезу до плеча.

На мгновение я увидел его глаза совсем близко и понял, что этот закаленный боец не будет скулить сидя на трапе, подобно Питеру Раммилизу. Тем не менее удар по голове заставил его ослабить хватку, я вырвался и, продолжая сжимать цепь, переключился на бандита с вилами. Тот успел отбросить вилы и тоже расстегивал пояс. Пока у него были заняты обе руки, я прыгнул к нему и познакомил с их собственным оружием.

Не давая им времени оправиться от шока, я бросился к двери, за которой были люди, спасение, помощь. Ноги вязли в мягких опилках словно в густом сиропе. Наружу я выбраться не успел: массивную раздвижную дверь держал упирающийся в землю болт.

Бандит с вилами настиг меня прежде, чем мне удалось вытащить болт. Его пояс тоже оказался цепью, но не от напольных часов, а больше похожей на ту, на которую сажают собак. Не столько хлестать, сколько бить.

Цепь-жгучка все еще была у меня в руках. Не разгибаясь, я махнул ей понизу, стараясь опутать ему ноги. Он крякнул от боли и бросился на меня одновременно с подоспевшим сзади напарником. Они схватили меня и к сожалению, несмотря на все старания, мне больше ничего не удалось сделать. Пока его дружок держал меня, второй бандит отнял свою цепочку: он был сильнее и ему удалось ударить мою руку о стену, чтобы ослабить хватку. Ну что ж, решил я, так легко вы со мной не справитесь, я вас заставлю поработать. Я побежал вдоль стены, вынуждая их гнаться за мной, и, описав круг, вернулся к двери.

Я схватил вилы и некоторое время у меня получалось держать бандитов на расстоянии. Потом я метнул вилы и промахнулся. Чтобы ослабить боль, можно превратить ее во что-то еще, и я не ощущал почти ничего, кроме бешеной ярости и злобы, прикрываясь ими словно щитом.

Я кончил точно так же как и Чико: спотыкаясь, ползая и наконец рухнув без движения на мягкие опилки. До двери было рукой подать, но помощь оставалась недоступной.

Теперь, когда я не двигаюсь, они прекратят, думал я. Сейчас уже прекратят.

Они прекратили.

Глава восемнадцатая

Я лежал, уткнувшись лицом в древесную стружку, и слушал, как стоявшие надо мной бандиты пытались отдышаться после своих трудов. По-видимому, Питер Раммилиз тоже подошел к ним, потому что его злобный голос прозвучал довольно близко. Говорил он гнусаво и невнятно.

— Добейте. Чего вы стоите, добейте его!

— Убить? — переспросил тот, кто бил Чико. — Ты что, сдурел? — Он закашлялся, с шумом вбирая в себя воздух. — Этот парень...

— Он мне челюсть сломал!

— Вот сам и добей, а нам это ни к чему.

— Почему? Он тебе пол-уха снес.

— Чего ты, как ребенок. — Бандит снова закашлялся. — Нас враз заметут! Мы слишком долго тут ошивались, нас куча народу срисовала. А этот парень, на нем на скачках все игроки наживались. Да нас сдадут в три дня!

— Я требую, чтобы вы его убили! — настаивал Питер Раммилиз.

— Платишь не ты! — отрезал шотландец, продолжая тяжело сопеть. — Что нам сказали, то мы и сделали, и на этом все. Сейчас мы посидим и выпьем у тебя пару пива, а как стемнеет, отвезем и выкинем этих двоих, как договорено, и делу конец. А ночью двинем на север, мы здесь и так задержались.

Они откатили дверь и вышли. До меня донесся удаляющийся скрип шагов по гравию, скрежет закрывающейся двери и лязг опускающегося наружнего болта. Он был нужен, чтобы запирать внутри лошадей, но запер людей с тем же успехом.

Я чуть повернул голову, чтобы опилки не лезли в нос. Они были прямо перед глазами и некоторое время я тупо разглядывал их оттенки, ощущая себя бесформенной, тупой, раздавленной массой.

Студень. Еле живая медуза. Красная. Горящая в огне. В раскаленной печке.

О том, как от боли теряют сознание, понаписаны тонны романтической чепухи, думал я. На деле этого не происходит, потому что не предусмотрено природой. Механизм отсутствует.