Твоя заря

— Теперь у вас, кажется, будет новый учитель? — интересуется Надька.

Верно, будет, из Каменского приехал, охотно рассказываем ей, сейчас школу щеткой белит, а с осени возьмется за нас. Худой такой, веселый да проворный… В школе, по соседству с Андреем Галактионовичем поселился. Книжек с собой привез целые узлы, да еще на чем — на велосипеде! Впервые такое никелированное рогатое чудо видит Терновщина. Кто будет хорошо учиться, того новый учитель обещает на велосипеде покатать!..

— Ясно тебе, Настуся? — весело обращается Надька к своей дочурке. — На эту осень я тебя таки запишу в школу, хоть, правда, годики тебе еще не вышли.

— А вы прибавьте, — советует какой-то знаток из нашей пастушьей ватаги, может, даже будущий очковтиратель.

— Нет, обманывать не будем, — отвечает Винниковна, — может, и так примут. Да еще если хорошенько попросим, правда, Настуся? Ты согласна? Пойдем записываться?

Девочка заметно светлеет с лица, сдержанно кивает матери: согласна она. Но ведь такая кроха еще, маково зернышко — не человек. Однако дед ее Роман, должно быть, видит девчонку эту уже большой, потому что, выходя из сада на наш гомон и на ходу снимая с головы пасечнический капюшон с сеткой, первым долом бросает ласковый взгляд на свою любимицу.

— Будет в доме счастье, если жена Настя, — говорит хозяин, и нам, мальчишкам, нравится эта шутка.

Но вдруг девчонка наеживается, как звереныш: что-то завидела… Ага, Мина Омелькович идет, куда-то на Выгуровщину вышагивает, а может, и дальше, на Козельск. Вероятно, жажда и его одолела, поворачивает прямо сюда, к Романову колодцу. Латаный-перелатаный приближается с торбой, как христарадник с ярмарки, вполне возможно, что, собираясь в район, Мина нарочно вырядился в такое рванье, так как бедность он охотно выставляет напоказ: носит ее вроде паспорта, превосходством считает, привилегией, чуть ли не заслугой! «Дурак, кто нищеты стыдится, — то и дело просвещает Мина общество. — Это прежде было, а под нынешний мент нищета твоя — это сила!..» Серобурая фуражка, еще, видимо, царских времен, сидит на голове у Мины кандибобером, шея, как у циркового борца, круто втянута в плечи, — все знают, что Мина, хоть ростом и не вышел, но силу в руках имеет такую, что быка повалит.

— Ну, как здесь пчелиный атаман? Все богатеет? — говорит Мина вместо приветствия и, подойдя к колодцу, бросив торбу, долго пьет из бадьи. Потом, размашисто утершись рукавом, обводит сад бдительным оценивающим взглядом и — к хозяину: — Яблок дашь нарвать?

— Еще зеленые.

— А меду?

— Еще молодой.

— Видите, какой скупердяй! Среди зимы льда не выпросишь! — апеллирует Мина к нам, босоногим, а потом опять давай вязаться к Виннику: — Сознайся, они же и с моей дерезы тебе взяток носят?

— С дерезы — наибольший, — без улыбки отвечает хозяин.

— А то и нет? — хмурится Мина. — С каждого подсолнуха, со всех бурьянов тянут к тебе. Недавно было три улья, а уже вон больше дюжины… Еще и Мамая своего усадил. — Нарисованный на одном из ульев казак-бандурист отчего-то особенно злил Мину Омельковича. — Хитрая харя, угадай, что он думает, тот колдун… Это все он пчел твоих науськивает, чтобы больше носили? Больно уж они у тебя работящие.

— Ленивых среди пчел нет.

— А еще говоришь, без наемного труда обходишься? И это ты не эксплуататор? Не стяжатель? Кто батраков заводит, а на тебя, святошу, пчелы батрачат — большая здесь разница?

— Как на меня, большая.

— К тому же и налога с пасеки никакого? Хитро задумано, да только и мы не слепые. Я вот расскажу в районе, как у нас здесь умеют маскироваться пчелиные атаманы, как некоторые натягивают на себя Мамаеву личину. Перед всем слетом воинствующих безбожников разоблачу — пусть знают наших святых да тихих…

Мина Омелькович известен у нас как «селькор Око», охотнее всего он пишет в газету «Воинствующий безбожник», хотя в Терновщину эта газета попадает в кои-то веки, когда Мина Омелькович сам ее принесет, чтобы потом крутить на толоке из нее толстенные свои цигарки, заодно угощая каждого, у кого нет для курева фабричной тоненькой бумаги «Прогресс», продающейся в лавке только вместе с кременчугской махоркой.

Угрозы и похвальба Мины Омельковича о том, как он разоблачит в районе пчелиного атамана, «икс-плуататора», поначалу вызывают у Надьки насмешливую ухмылку, однако спустя какое-то мгновение лицо ее заволакивается тревожным раздумьем. Она смотрит на Мину пристально, изучающе.

— Отчего вы такой злой на всех? — вдруг обращается она к нему, прижимая дитя к подолу. — Вместе с нашим батьком ведь когда-то по заработкам ходили, а теперь… Ну, что вы с ним не поделили? Вот это небо? Так его на всех хватит!

— С такими, как твой отец, — угрожающе отвечает Мина, — мне и на небе будет тесно! Таким и там устрою взбучку! Кубарем будут лететь с небес на грешную землю! Поняла? Ты, Надька, ученая, скажешь: середняк твой отец. Это сегодня, в данный мент, середняк, а завтра он кто? Сегодня на него пчелы трудятся, а завтра он и шмелей приручит, чтобы носили ему со всего света богатства. И все задаром! Знает, кого приручить!..