У нашей беседы есть определенные ограничения. Я желаю слышать подробности об аттракционе ужасов Мим в Тегеране, а ты желаешь услышать о моем разводе, и ни в ту тему, ни в другую при Мим и Оррине углубляться мы не можем. Но и без того нам есть о чем поговорить. Я как будто бы впервые тебя открываю. Это масло масляное?
Ты хочешь услышать о моей любовной жизни.
Чем больше мы говорим, тем больше я ненавижу этого твоего преподавателя, особенно с учетом того, что неясно, закончился ваш роман или нет. Где ты спишь?
Не твое дело.
В смысле – в ту ночь. Конечно же, я помню: мы все ночуем на борту. Вы с Мириам занимаете У-образную койку в носу.
У нас это вообще первая ночевка на якоре! Обожаю – даже с кошмарами Мимси.
Они еще как тревожат нас с Оррином. Мне все менее и менее по-дядюшкиному, и спать трудно. Такая сообразительная; так обалденно выглядишь! От твоего образа в этих мокрых обрезанных штанах и спасательном жилете у меня охренительная эрекция, с которой я ничего не могу сделать.
Ну, ты долгонько был лишен, и тебе хочется. Мне тоже – немножко. Когда ты меня целуешь на сон грядущий, я вздрагиваю.
Оррин, я уверен, тоже на крючке. Но пять лет между вами с ним – это больше пятнадцати между нами с тобой; так представляется твоему дяде Фенвику. На следующий день при зябкой серой погоде мы неспокойно и влажно переплываем в Балтимор, весь путь против ветра. У бедняжки Мириам морская болезнь, но вам с Оррином очень нравится, а мне очень нравится, как ты выглядишь в штормовке.
Я не хочу, чтоб оно заканчивалось. Как мне удалось не ходить под парусом все эти годы? Но давай заканчивать. Мы швартуемся у мыса Феллов, и в своем сантехническом фургончике приезжает Гас.
Смотрится он этаким добродушным Калибаном. Под ногтями и по всем его «большим смитам»[122]
тавот. Помню, как чудесно он беспокоился за Мириам.Большой семейный ужин в задней комнате «У Кармен». Для разнообразия явился даже Манфред, и ты, Гас и Мим на вечер отставляете все свои с ним разногласия.
Это примерно последний раз, когда такое случается: Граф уже по уши в делах Сантьяго и Вальпараисо. Это счастливый вечер, Сьюзен; я люблю своего брата и не могу отвести от тебя глаз.
Я сравниваю своего как-бы-отчима с его братом-близнецом и уже думаю, как я рада тому, что ты не по-
Развод меня расслабил, как только мы с ним покончили. Мэрилин Марш, я уверен, – тоже.
Беззаботный, остроумный, но – мущщина. Манфред же всегда был как тугая пружина.
Ну вот и пока-пока, ребята. Хорошего тебе года, Оруноко! Безопасности ради я намерен ночевать на борту; а ты придешь ко мне утром, чтобы отчалить пораньше.
Семья благословляет нашу задумку. Манфред и Оррин сопровождают меня, чтобы проводить нас, – Гас уже на работе, а Ма и Мимс всегда спят допоздна. Манфред намерен высадить Оррина в балтиморском аэропорту по пути в Лэнгли.
Они что-то про нас учуяли, Сьюзен?
Оррин – уж точно нет. Манфред – возможно. Мне всю ночь снился секс. А тебе?
Не-а. Помастурбировал пораньше и спал как бревно, несмотря на всю алкашню Феллз-Пойнта и шум машин. Я и вправду себя чувствую твоим дядей, особенно когда с нами Оруноко, и стараюсь обуздывать свою похоть. Но наш электрический заряд в воздухе чую и помню, как Граф сказал: Фенвик, я тебе завидую.
Он и кое-что поинтереснее говорит, если вдуматься: Берегите друг дружку.
Да. Отчалили?
Да. Никто не отчаливает на яхте с меньшей суетой, чем ты. Это производит на меня впечатление, особенно поскольку тебе приходилось говорить мне все, что я должна была делать. Никаких криков, никакой неразберихи. Чтобы отойти от причала, мы даже не запускаем двигатель.
Бриз нам на руку: легкий и в нужную сторону.
Оррин передает тебе кормовой швартов, Манфред мне – носовой и шпринг и целует меня на прощанье, ты подбираешь грот, и мы ускользаем без единого звука.
Символическая хореография.
Как все здесь тихо: прощаться, не повышая голоса, над водой, пока выходим в гавань. От этого всего я очень отчетливо сознаю, что на этом судне мы сейчас одни, и это меня возбуждает. У меня все течет.
Тебя печет?
Нет. Мне нравится выполнять твои спокойные распоряжения. Нравится браться за штурвал и смотреть, как ты поднимаешь передние паруса. Кроме того, мне очень понравилось идти под парусом – и то, что было в гавани. Но когда все поставлено и уравновешено и ты устраиваешься со мной рядом на этой подушке в рубке, твое бедро касается моего, а твоя рука лежит вдоль комингса у меня за спиной, я чувствую, как в штанишках вся теку.
А. Течешь.
Форт Макхенри уже за кормой, и мы можем поговорить. Я у тебя спрашиваю о вашем разводе, и ты мне отвечаешь с тем, что мне кажется правильным сочетанием искренности и сдержанности. Меня вдохновляет ответить тебе повестью о моем собственном бессчастном романе.
Отчего мне хочется придушить ублюдка. Но я вне себя от радости: он зассал и не решился попробовать и нашим и вашим, а в итоге потерял и жену, и любовницу.