Творческий отпуск. Рыцарский роман

Я же не хочу, чтоб Баб все забывала! До нее трудно было достучаться: она такая слабенькая, что ее утомляет внимательно слушать, а потом она принимается беспокоиться, что она в маразме. Но ох батюшки, как же она оживилась, когда сообразила, что я у нее спрашиваю про корюшку. Она ее зовет гоюшкой, как маленького гоя; так что неудивительно, что я решила, что слово и так на идише. Но тут она говорит: Аха, гоюшка, ну как же мне гоюшку не знать, – и как пошла чесать: Чуток того возьми, чуток сего, а помню ли я гастроном Либермана на авеню Парковых Высот, где она раньше брала себе копченую белую рыбу и карпа для гефилте-фиш, и гоюшку тоже себе брала, пока весь район не поменялся? А возле Либермана был портной Равиц, у него Дедуля Аллан все свои костюмы заказывал, и чешет и чешет себе дальше, каждый магазин в их старом квартале и почем была куриная печенка в Тыщадевятьсот пятидесятом.

Фенн целует ее в лоб. Так как мы корим корюшку?

Сьюзен обмякает. Не важно.

Сьюз?

Ох, по сути, этих мелких поганцев мы просто жарим. Суть в том, что Бабуле теперь есть о чем подумать – о корюшке, – пока мы с нею завтра не увидимся. Позвони Ма, ладно?

КАРМЕН Б. СЕКЛЕР

ОСТАЕТСЯ В ИСТОРИИ НАВЕРНЯКА,

НО ЕЙ ТРУДНО С ПРАВДОЙ ЖИЗНИ.

Ладно. Мы сообщаем ей, что она у нас в истории до первого предупреждения, или нет?

Нет.

Через балтиморского морского радиооператора Фенвик заказывает звонок в ресторан «У Кармен» на улице Элисанна в Феллз-Пойнте. Готовить что-то в кормовой жаровне – погода непонятная, но Сьюзен с полудня уже разморозила небольшую свиную вырезку; рискнем, пожалуй. Она вставляет решетку в пазы, разжигает угли, откупоривает сономский каберне-совиньон – домашнее красное на «Поки», – чтоб мы его прихлебывали вместо коктейлей, пока ее муж разговаривает с ее матерью. В пяти или семи скрипучих фразах – в зависимости от пунктуации, – продинамленных по громкой связи от УКВ, Кармен Б. Секлер отдает свой долг.

Фенвик! Где вас черти носят, ребята?

Гавань острова Гибсон более-менее. Прием.

Шеф и Вирджи вроде как думали, что вы прямо сюда направитесь. Я им звонила. Видели сегодняшние газеты?

Не-а.

Возьмите выпить. Я пыталась до вас достучаться. Скверные новости.

Фенн и Сью, боясь разного, переглядываются. Что случилось, Кармен?

В Сиднее, Австралия, Дугалд Тейлор скончался от сердечного приступа.

Сьюзен издает звук. Фенвик закрывает глаза.

Вообще-то это произошло на борту Семьсот сорок седьмого «Куантас Эйрлайнз». Других подробностей не сообщают. Прием.

Прибереги нам газету, Кармен.

Уже. Вы завтра приедете?

Пораньше. Фенн резко трясет головой, стараясь свыкнуться с известием. Я еще не проверял автобусы. Надеюсь, до полудня.

Какие еще автобусы? Я вас в десять сама заберу.

Мы на несколько дней останемся, Кармен. Место у тебя найдется?

Что за гойский вопрос.

Что за идишский ответ.

У Дуга была история, Фенн?

С сердцем? Да не то чтобы. Но да, один случай, помягче, чем у меня.

Кармен умолкает. Значит, бывает. Прости, что принесла плохие вести. Выпей выпивки, Фенвик. Дай мне с Сюзеле поговорить. Конец связи.

Сьюзен, слезы льются, качает головой: нет, мол, – но берет микрофон, который ей протягивает Фенн. Он садится на диванчик, ошеломленный. Сьюзен стирает слезы и глотает красное вино, говорит и слушает. Беседа с Кармен Б. Секлер принимает странные обороты. Через жизнь, смерть и снова корюшку, и подтверждение каких-то встреч в городе, парикмахер, гинеколог, их разговор доходит до элементарных процессов полового размножения. Все дети, заявляет Кармен Б. Секлер а-пропо того или сего, на самом деле – внуки. Все родители на самом деле – прародители. Прием.

Сьюзен сморкается в бумажную салфетку. Что?

Мало того, по мнению Кармен, женщины и мужчины вообще-то половым путем не размножаются. С этой истиной ей всегда было нелегко, сообщает она; она считает, что истину эту недостаточно ценят, особенно в стране, которая ни о чем больше не говорит, один сплошной секс-секс-секс. Прием.

Ма: ты говоришь так, будто налакалась.

Дугалд и моим другом был, знаешь ли. Я налакалась. Но ты слушай, что я тебе о сексе говорю, Шуши. Люди – они лишь притворно сексуальны. А подобное порождает подобное лишь в чередующихся поколениях.

Сьюзен выкладывает все три слога: Ма-э-а! Эти звонки по радио недешевы.

Так спиши на меня, а я намерена тебе сказать, о чем я. Я об этом много думаю, когда скучаю по Фреду и Мандангасу. И когда думаю о твоем отце, и о тебе, и о Мириам, и о Фенне. Таки слушай; сама увидишь, что это сгодится.