Творческий отпуск. Рыцарский роман

Сьюзен лишь полуверит в телепатию, сверхчувственное восприятие и тому подобное – во всем, чем клянется ее мать. Фенвик – даже наполовину нет. Но оба они ценят – из частого прошлого опыта – в Кармен Б. Секлер некую жуть, которую с таким же успехом можно звать психической; и несуразного она никогда не произносит. В данный же миг она имеет в виду вот что, как это реконструируется несколько погодя в записной книжке Фенна к этой истории: истинные дети женщины – не ее человеческие дочери и сыновья, а четыреста или около того яйцеклеток, которые та выпускает, невольно и безо всякой мужской помощи, за тридцать с чем-то лет от менархе до менопаузы; истинные дети мужчины – миллиарды сперматозоидов, которые тот производит, также асексуально, за шестьдесят с лишним лет от половозрелости до смерти. Вот наши дети, говорит Кармен Б. Секлер, каких мы никогда не узнаем, и почти все они умирают без наследников: среди мужских в особенности смертность жестоко высока, она превышает даже смертность полосатого окуня[143]. С учетом редкого шанса, однако, это наше потомство поистине и совершенно сексуально: противоположности, они сходятся – не псевдосексуально, как их родители, одна мелкая деталь ненадолго засовывается в другую мелкую деталь и немного погодя извлекается, а буквально и навсегда, чтоб больше никогда не быть раздельными самостями, а стать чем-то и тем и другим и ни тем и ни другим: чем-то не похожим ни на сперматозоид, ни на яйцеклетку, зато весьма похожим на родителей этих сперматозоида и яйцеклетки; чем-то таким, что, в свою очередь, но асексуально может породить их же подобия. Аристофан из Платонова «Пира», по мнению Кармен Б. Секлер, был почти, но не вполне прав, когда объявил, будто телесная любовь есть тщетный поиск нашей пропавшей другой половины; дитто и «объединительный позыв», тяга мистика к единству с Богом. На деле же оба отражают, упорствует в своем Кармен Б. Секлер, не наше ощущенье того, что мы отделенная падшая половина изначального целого, а скорее нашу бессознательную память о том, что нас зачали половым путем при абсолютном союзе противоположностей. Мы не пали, Сюзеле; мы буквально превзошли. Но наши нечеловеческие «родители» простым «сексом» достигли того, чего мы никогда не добьемся, и в этом причина, известно им это или нет, того, почему всякая тварь печальна после совокупления. Прием.

Я после совокупления, как правило, не печальна, сообщает Сьюзен. Фенн тоже. Чаще нам есть хочется, или пить, или спать, а вовсе не печальны мы, как поебемся. Прием?

Не меняй тему.

Ну, Ма, я этого присловья никогда не понимала. Может, оно применимо к случайным перепихонам. Но мне и такие нравились. А тебе?

Не твое дело. И не меняй тему.

Ты чего это вообще цитируешь «Пир» Платона?

Ты чего это вообще служебным положением пользуешься? Книжки, что ли, больше никто не читает, только вы, дэ-фэ-эны?

Извини, Ма.

Мне все это Фред рассказал, но он говорил о том, как быть близнецами: они с Фенвиком, вы с Мириам. А про детей – это все мое. Не меняй тему, прием.

А тема какая?

Тема такая: по делу ли то, что ты только что услышала по своему такому дорогому радио.

По делу; по делу. Люблю тебя, Ма.

Я тебя тоже люблю, Сюзеле. Утром увидимся.

Ладно.

Поцелуй Фенна.

Не беспокойся. Бедный Дуг.

Я б так и сказала, бедный Дуг.

Конец связи, Ма.

Фенвик под пологом на выстреле использует «Клинекс». Сьюзен сует левую руку спереди себе под джинсы и трусики и сжимает себе живот между пупком и лобком. Наливает себе еще красного. Выносит остатки в бутылке наверх Фенну. Мы мрачно беседуем вместе о Дугалде Тейлоре, не оставившем наследников; о вероятных поминальных службах; о прочем. Наконец готовим ужин.

Подавленный Фенвик решает сейчас ей не рассказывать.

Подавленная Сьюзен решает сейчас ему не рассказывать.

2 От Гибсона до Какауэя

Развилка

Время 6/10/80. Бухта Краснодомная. 0800 снялись с якоря. Обл., прохл., легк. дождь, штиль. Средний уровень прилива падает. Курс на Яхт-клуб о. Гибсон арендовать стоянку на несколько дней.

0810 жестко сели на грунт в устье Краснодомной, отмель у сев. берега на входе.

Фенвик прекращает разговаривать с судовым журналом – он писал, руля и зажав штурвал между бедер, пока Сьюзен крепила якорь на полуклюзе с роульсом, и вот так вот нам удалось сесть на грунт на неотмеченной, но явно обозначенной на карте банке, о чьем существовании мы были вполне осведомлены, – произносит: Блин, – и нам становится некогда, пока отлив не оставляет нас застрявшими тут до ужина. Всего в нескольких сотнях ярдов прямо по курсу на другой стороне бухты – наш пункт назначения, клубная пристань; но мель торчит между большими глубинами бухты Краснодомная у нас за кормой и большими глубинами гавани острова Гибсон впереди. Чтобы продвинуться вперед, мы должны вернуться.