Творения догматико-полемическое и аскетические

Герман: «Так каким же образом мы сможем беспрерывно хранить такой образ поведения? Ведь иногда, уже после прекращения поста, когда приходят братья, необходимо из уважения к ним или добавить что-то к установленной и обычной мере, <Р. 136> или, конечно, полностью отказаться от гостеприимства, которое нам велено выказывать всем».

Глава 26. Ответ о том, что не должно превышать меру употребления пищи

Моисей: «И то и другое нужно соблюдать одинаковым образом и с равным тщанием. Ведь мы должны и меру пищи сохранять со всяческим вниманием ради воздержания и чистоты, и подобным же образом любовным уважением ободрять приходящих братий, потому что довольно нелепо, если, предлагая стол брату, а вернее, Самому Христу, ты сам не будешь есть наравне с ним и останешься чуждым его трапезе. Посему мы окажемся безукоризненными с обеих сторон, если будем держаться такого обычая, что, в девятый час отведав один из двух хлебцев, которые полагаются нам по праву канонической меры, второй будем оставлять на вечер ради такого ожидания, так что, если придет кто-то из братий, мы съедим этот хлебец наравне с ним, не прибавляя ничего к установившемуся обыкновению. И при таком распорядке нас никоим образом не опечалит посещение брата, которое должно быть нам очень приятно, если мы выкажем ему человеколюбивое уважение так, чтобы ни в чем не ослаблять строгости воздержания. [Col. 557] А если никто не придет, мы все равно охотно употребим этот хлебец как положенный нам как бы по правилам. Поскольку один хлебец был уже съеден в девятый час, такая скудость не сможет и желудок отяготить вечером, что обыкновенно случается с теми, кто, думая, что придерживается более строгого воздержания, откладывают всю трапезу до вечера. Ибо недавний прием пищи <Р. 137> не позволяет поддерживать восприятие тонким и легким как в вечерних, так и в ночных молитвах.

Поэтому довольно удобно и полезно, что для трапезы отведен девятый час, поев в который монах не только в ночных бдениях остается легким и свободным, но и к самим вечерним службам оказывается совершенно готовым, поскольку пища уже переварилась». [Col. 558]

Такими яствами двойного назидания напитал нас святой Моисей, показывая не только благодать и силу различения в настоящем словесном научении, но и также и смысл отречения, и назначение и цель подвижничества в ранее проведенном обсуждении, так что то, за чем мы раньше следили лишь с душевным пылом и ревностью о Боге как будто бы с закрытыми глазами, он открыл яснее света и дал нам почувствовать, насколько мы в то время отошли от чистоты сердца и прямого направления, поскольку даже изучение всех видимых искусств века сего вовсе не может осуществляться без [понимания] смысла назначения и быть достигнутым без усмотрения определенной цели. <Р. 138> <Р. 139>

Собеседование III. Аввы Пафнутия. О трех отречениях

Глава 1. Об образе жизни аввы Пафнутия

Авва Пафнутий

Среди сонма святых, которые сияют, как чистейшие звезды, в ночи мира сего, мы видели святого Пафнутия,[606] блиставшего светом знания, словно великое светило. Ибо он был пресвитером в нашем собрании, то есть в том, которое пребывало в Скитской пустыне, где он таким образом прожил до глубокой старости, что никогда не переходил из кельи, в которой поселился в молодости и которая находилась в пяти милях от церкви, даже в более к ней близкие, чтобы, когда ему, утомленному возрастом, предстояло идти в церковь в субботу или воскресенье, [Col. 559] не уставать от столь долгой дороги. Более того, не терпя возвращаться оттуда с пустыми руками, он возлагал себе на плечи сосуд с водой, которую употреблял в течение недели, и относил в келью. И когда ему уже было за девяносто, он ни разу не позволил, чтобы воду ему доставляли трудами младших.

Итак, он с юности предался обучению в киновиях с таким пылом, что, пробыв там немного времени, обогатился в равной мере благом послушания и знанием всех добродетелей. Ибо, соблюдением смирения и повиновения <Р. 140> умертвив все свои желания и таким образом уничтожив все пороки и стяжав все добродетели, основанные на монастырских установлениях или на учении древнейших отцов, он, разгоревшись влечением к более высокому преуспеянию, поспешил проникнуть в глубины пустыни, чтобы легче соединяться с Господом, неотделимо прилепиться к Которому он жаждал среди толп братий, когда его уже не будет отвлекать какое-либо общение с людьми.