Творения догматико-полемическое и аскетические

Если затем принять во внимание то положение христианской религии, что вечная награда в жизни будущей, Царство Небесное доступны для всех осуществивших в своей жизни задачи христианской нравственности,[1050] и доступны в той мере, в какой они сами приготовили себя к ним, то, очевидно, подвижничество вообще, в форме ли монашества или в другой какой, есть только искусство для осуществления христианского совершенства, а не само оно (совершенство). Эту мысль – что подвижничество не составляет христианского совершенства, а только ведет к нему – преп. Иоанн Кассиан яснее раскрывает в другом месте своих Собеседований, именно в Собеседовании «О чистоте», где прямо говорит, что место Божие в душе человека «не в смятении сражения и борьбе с пороками, а в мире целомудрия и в постоянном спокойствии сердца».[1051] «Итак, – продолжает он, – если кто удостоится завладеть этим местом мира по подавлении плотских страстей, то будет зрителем Бога и обителью Его. Ибо не в подвиге воздержания, а в постоянном наблюдении добродетелей Господь пребывает… и место Господне не в подвиге воздержания, но в мире целомудрия, и обитание Его в наблюдении и созерцании добродетелей».[1052] К этому-то именно и ведет подвижничество, как своего рода наука и искусство. И как именно совокупность известного рода упражнений, оно, по Иоанну Кассиану, есть не что иное, как только принадлежность, можно сказать, необходимый элемент христианской нравственности в ее жизненном осуществлении.[1053] Само собой разумеется, что этот элемент (подвижничество) при осуществлении задач христианской нравственности вносится в жизнь христианина в таком виде и с такой интенсивностью, какой вид и форму получают его нравственные запросы христианского совершенства, и если эти запросы сводятся к тому виду совершенства, какой указывается преп. Кассианом как самый высший, возможный на земле для человека, то и подвижничество должно лучше формироваться в тех формах, какие оно приняло в монашеской практике [подвижнической] жизни. По словам преп. Кассиана, практика жизни монахов-подвижников и возникла из стремления некоторых христиан сохранить совершенство жизни и «горячность апостольскую», и в этой высокой цели своей жизни они и имели оправдание своего звания.[1054] Христианская нравственность должна быть рассматриваема, по мысли преп. Кассиана, не как совокупность только правил, требующих механического исполнения (такое понимание христианской нравственности, по Кассиану, очень несовершенно, см.: Собеседование XXI, 29–33), а как субъективное внутреннее настроение.[1055] И вот для выработки этого настроения и требуется искусство и известный быт, приспособленный для достижения этой цели. Поэтому христианство, как проповедь о спасении человека, призывающая людей совлечься ветхого и облечься в нового, созданного в правде и преподобии истины, будучи рассматриваемо как жизнь человека христианина, а оно и есть главным образом жизнь, определяемая идеею спасения во Христе, eо ipso по Иоанну Кассиану, есть уже для человека духовное подвижничество, известного рода упражнение воли, направленное к пересозданию человека по внутреннему состоянию.[1056] Его взгляды на подвижничество дают право понимать слово «подвижник» в смысле человека упражняющегося, борющегося [1057] ради спасения во Христе, или просто человека спасающегося. «Царство Небесное, – говорит Кассиан, – восхищают не беспечные, не распущенные, не избалованные, не изнеженные, но усиленные искатели. Это те, которые делают славное насилие не другим, а своей воле, которые, похвальным похищением лишая себя удовольствия от настоящих вещей, словом Господним называются отличными восхитителями и чрез такое восхищение с усилием входят в Царство Небесное».[1058] И монах у Кассиана постольку является оправдывающим свое звание, поскольку он активно относится к предположениям своего звания,[1059] поскольку он – человек, содевающий свое спасение – совлечение ветхого человека – и в силу этого являющийся непременно подвижником.[1060] «Ибо никакая добродетель без труда не усовершается, – говорит преп. Кассиан, – и без большого сокрушения сердца никому невозможно достигнуть того постоянства духа, какого вы желаете. Чтобы прийти в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова, необходимо всегда бодрствовать с большим вниманием и трудиться с постоянною заботою».[1061] Вот почему Иоанн Кассиан в своей речи к монахам подвижника-монаха нередко называет воином Христовым, militem Christi,[1062] который путем усиленных и особенных подвигов достигает чистоты сердца, а через это и Царства Небесного. Таким образом, у Иоанна Кассиана достижение Царства Небесного опосредствовано достижением чистоты сердца и последняя является, с одной стороны, выражением нравственного совершенства в жизни человека, за которое обещано Царство Небесное, а с другой стороны, недостижима без известного искусства или упражнения – подвижничества. И конечная цель жизни всякого человека – достичь Царства Небесного – обращается, по Кассиану, при намерении осуществить ее в другую ближайшую задачу и цель: достичь чистоты сердца. «Итак, – говорит он, – к этой цели да будет всегда устремлен ум наш, и если случится, что сердце наше сколько-нибудь уклонится от правого пути, мы тотчас обратим его и как бы по правилу архитекторского искусства направим к цели».[1063] Свои мысли и взгляды на задачу и цель подвижничества Иоанн Кассиан очень удачно поясняет примерами из обыденной жизни людей. «Рачительный любитель всякого искусства, – говорит он, – смотря на него благодушно, охотно переносит все труды, все опасности и издержки. Так, земледелец, перенося иногда солнечный жар, иногда холод, неутомимо возделывает землю: он имеет целью очистить оную от терния и травы, а концом – наслаждение от плодов. Купец, несмотря на опасности, предстоящие ему на море и на суше, смело предается купле: он имеет целью прибыток от оной, а концом – наслаждение от прибыли. Так и наше звание (professio) имеет свою цель и свой конец, для достижения которого мы охотно сносим всякий труд и всякую тяготу».[1064] «И ап. Павел утверждает, что конец (telos) нашего обета есть жизнь вечная, говоря: плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная (Рим. 6:22)». «А цель наша есть чистота сердца, которую он справедливо называет святостию, без которой вышесказанный конец не может быть достигнут».[1065] Почему же теперь ближайшая задача христианского подвижника, в видах достижения Царства Небесного, сводится у Иоанна Кассиана к достижению чистоты сердца и почему именно эта задача требует подвижничества? Решение первого вопроса необходимо ведет к рассмотрению общего христианского, главным образом нравственного, мировоззрения Иоанна Кассиана, в частности его антропологии, и выяснение этого мировоззрения будет служить как общим обоснованием его аскетических воззрений, так и ближайшим образом уяснит значение прямой задачи подвижничества (чистоты сердца) для достижения Царства Небесного.