Творения догматико-полемическое и аскетические

Обращение Отче наш, Иже еси на небесех показывает, по словам преп. Кассиана, то, что праведник из состояния рабства, в котором он был в начале подвига, перешел в состояние сыновства, сделался чадом Божиим. При этом же он изъявляет полную готовность со всем ужасом отвращаться настоящей земной жизни, как страннической и весьма далеко уклоняющей нас от Отца нашего, а с величайшим желанием стремиться к той области, в которой полагает обитель Отца Небесного и не позволяет себе ничего такого, что лишало бы нас высокого усыновления. Достижение такой высокой степени сынов Божиих, естественно, обнаруживается в свойственной добрым детям любви, которая, проявляясь в особенном страхе любви (благоговения), заставляет их искать не своей пользы, но славы Отца. Это же именно состояние любви и благоговения переживают и святые, когда они говорят: Да святится имя Твое, чем ясно показывают, что их чаяние и радость есть слава Отца Небесного. Исполненный такими именно чувствованиями, апостол Павел желал быть отлученным лично от Христа (Рим. 9:3), чтобы только приобрести Ему многочисленное семейство и к славе Отца присовокупить спасение Израиля.[1659] «Ибо тот безопасно желает погибнуть за Христа, – говорит преп. Кассиан, – кто знает, что никто не может умереть, умирая за жизнь».[1660]

Если указанными словами молитвы Господней характеризуется состояние и расположение сердца праведника, то в изъяснении следующих преп. Кассиан дает характеристику ума и воли праведника.

«Вторым прошением, – говорит он, – ум, достигший высшей степени чистоты, умоляет о том, да придет как можно скорее Царствие Отца Его».[1661] Ум праведника, познавший блаженство божественного созерцания, всегда бывает устремлен ко Христу, царствование Которого во святых наступает тогда, когда по истреблении из сердец смрадных пороков власть диавола прекращается и Бог начинает владычествовать и обитать в нем.[1662] Тогда-то вместо побежденной плотской похоти (fornicationis) воцаряется в уме нашем чистота, вместо подавленного гнева – спокойствие, вместо попранной гордости – смирение, или то царство, которое в предопределенное время обещано всем вообще достигшим совершенства и сделавшимся сынами Божиими. К сему-то царствию бывают устремлены взоры и как бы пригвождены желания и ожидания чистой души, когда она взывает Богу: да приидет Царствие Твое.[1663] И воля праведника получает направление единства с волей Божией, и человек, как бы отказываясь от самостоятельного направления жизни, возвращается снова к положению своей жизни в жизни божественной и своей воли в воле Божией, от чего он уклонился в грехопадении. Слова да будет воля Твоя, яко на небеса и на земли, значат не иное что, говорит преп. Кассиан, как: «да будут люди подобны Ангелам, и как сии исполняют волю Божию на небе (и через это, конечно, остались в своем истинном бытии), так и все живущие на земле да творят не свою, а Его волю».[1664]

Этого прошения, по мнению преп. Кассиана, никто не может произнести с полным чувством, кроме одного праведника, который в смиренном сознании своего ничтожества отказывается от надежды на свои силы и предает себя воле Божией, веруя, что все, совершаемое Богом, направлено к нашему спасению.[1665]

В следующих, остальных прошениях заключается, по мысли преп. Кассиана, выражение сознания праведниками своего бессилия и несовершенства в духовной жизни без поддержки помощи Божией, то есть опять смиренное положение себя и своей жизни только в Боге.[1666]