Творения. Книга третья

2-е) Колоши смотрят на религию или на отправление наших религиозных обрядов с уважением. Так, например, в бытность мою в Стахине, в первый раз от учреждения там нашего Редута, мне нужно было отправить Литургию, о чем я заблаговременно известил колош, живущих подле Редута. И так как там нет часовни, то место для священнодействия избрано было вне крепости (под крышею одного строения, со всех сторон обнесенного решеткою). Здесь нет надобности говорить о том, что это для колош было весьма любопытно, и что их собралось множество. Это весьма натурально. Но они своим уважением и своею благопристойностью, с какими смотрели на новое и непонятное для них действие, и которые весьма были б заметны и в самых воспитанных в христианстве, — удивили меня и заставили уважать их самих. Надобно отдать справедливость, что не только взрослые, но даже и дети отнюдь не шумели и не делали ничего неблагопристойного во все время службы, которая продолжалась более часа[198]. Особенно я думал, что не произойдет ли между ними какого-либо шума тогда, когда они увидят своих однородцев (которых я в тот же день окрестил), приступающих к причащению вместе с русскими, потому что, хотя они окрещены были мною с согласия тоэна и родственников их, но может быть, очень многие этого не знали; но и здесь не произошло совершенно ничего похожего на шум и ропот, кроме особенного внимания.

Подобного уважения и внимания к нашим обрядам с первого раза не видно в колошах Ситхинских, потому что они в церковь ходят только в большие праздники и притом всегда одни только почетные или приезжие. Но это более оттого, что каждый раз должно представлять главному начальнику колоний как о числе желающих быть в церкви, так званиях и именах и проч. Словом сказать, доступ в церковь и почетнейшим весьма затруднителен, а для простых, и особенно всех вдруг, совсем невозможен; потому что церковь находится внутри крепости, а не впускать в крепость значительное число дикарей, и притом в праздничное время, есть справедливая мера осторожности. Но при церемониях, отправляемых вне крепости, как-то: при погребениях, и особенно значительных лиц, колош всегда собирается очень много.

Здесь нельзя также оставить без внимания и того, что за несколько времени пред сим, Ситхинские колоши очень нередко снимали образа, врезываемые в могильные кресты, и даже разрывали могилы русских; но ныне совсем нет.

3-е) И самое главное доказательство того, что близко время просвещении колош, есть то, что они ныне очень охотно слушают рассказы о нашей религии. Это я знаю также по собственному опыту, а) В бытность мою в Стахине, я, как после отправления священнодействий, так и при посещении моем почетнейших тоэнов в их жилищах, сколько мог, говорил им касательно нашей религии и вообще о нравственности; и они с охотою и вниманием слушали меня; и один из них даже сделал мне вопрос: что будет там тем людям, которые здесь делают добро[199]. По возвращении моем из Стахина и при первом оттуда приходе судна я получил от тамошних тоэнов приветствие и желание еще видеть меня. b) Проживая в Ситхе, я также много раз бывал у колош в их бараборах и особенно в прошедшую зиму (1837–1838) несколько вечеров провел с ними в беседах, т. е. или рассказывая им о пашей религии, или расспрашивая их об их обычаях; и долгом поставляю себе отдать им справедливость, что они всегда и все принимали меня очень ласково и не без уважения и даже радушно[200]. И слушали мои рассказы с охотою и вниманием.

Но, может быть, меня спросят: что же? Если колоши охотно слушают о нашей религии и смотрят на нее с уважением. и проч., то почему же из них еще мало крестятся? Правда, с самого начала наших сношений с колошами и по сие время (до 1830 года) крещенных колош не более 20 душ. Но надобно сказать, что я никогда и никому из колош не хотел предлагать прямо о принятии крещения, имея в виду единственно то, чтобы сколь возможно действовать на их собственный рассудок; и всячески убеждать их в истине и святости религии, так, чтобы они сами просили о принятии их в христианство: и хотя я не достиг и не дождался этого, но, по крайней мере, дождался того, что они начали слушать о истинах религии и сомневаться в силе и действии шаманства, и имел утешение крестить тех, кои сами изъявляли желание креститься.

Впрочем, я думаю, что и при совершенном и всеобщем убеждении колош в необходимости просвещения религиею христианскою, они нескоро согласятся принять ее; потому что (по словам одного очень неглупого колоши) они думают, что с принятием христианства они сделаются под таким же влиянием и властью русских, как и алеуты, которых они считают не иначе как калгами или невольными служителями русских. И в самом деле, это мнение колош об алеутах, если и не будет для них непреодолимым препятствием к принятию христианства: то может удерживать их от этого еще очень долго, и едва ли не до тех нор, пока они совершенно убедятся в противном.