Творения. Том первый. СЛОВА.

Но таковы были и такой имели конец поступки Василиевы с этими людьми. А с другими не поступал ли Василий иначе? Не было ли у него маловажных ссор из-за малости? Не оказал ли в чем меньшего любомудрия, так что это было бы достойно молчания или не очень похвально? Нет. Но кто на Израиля некогда воздвиг губителя Адера (3 Цар. 11:14), тот и против Василия воздвигает правителя Понтийской области, по видимому негодующего за одну женщину, а в действительности поборствующего нечестию и восставшего на благочестие. Умалчиваю о том, сколько каких оскорблений причинил он сему мужу (а то же будет сказать) и Богу, против Которого и за Которого воздвигнута была брань. Одно то предаю слову, что наиболее и оскорбителя постыдило, и подвижника возвысило, если только высоко и велико быть любомудрым и любомудрием одерживать верх над многими.

56. Одну женщину, знатную по муже, который недавно кончил жизнь, преследовал товарищ сего судии, принуждая ее против воли вступить с ним в брак. Не зная, как избежать преследований, она приемлет намерение, не столько смелое, сколько благоразумное, прибегает к священной трапезе и Бога избирает защитником от нападений. И если сказать пред самой Троицей (употреблю между похвалами сие судебное выражение), что надлежало делать не только великому Василию, который в подобных делах для всех был законодателем, но и всякому другому, гораздо низшему пред Василием, впрочем иерею? Не должно ли было вступиться в дело, удержать прибегшую, позаботиться о ней, подать ей руку помощи, по Божию человеколюбию и по закону, почтившему жертвенники? Не должно ли было решиться скорее все сделать и претерпеть, нежели согласиться на какую-либо против нее жестокость и тем как поругать священную трапезу, так поругать и веру, с какой умоляла бедствовавшая? Нет, говорит новый судия, надлежало покориться моему могуществу и христианам стать изменниками собственных своих законов. Один требовал просительницу, другой всеми мерами ее удерживал; и первый выходил из себя, а наконец посылает нескольких чиновников обыскать опочивальню святого, не потому, чтобы находил сие нужным, но для того более, чтобы опозорить его. Что ты говоришь? Обыскивать дом сего бесстрастного, которого охраняют Ангелы, на которого жены не смеют и взирать! Не только еще велит обыскать дом, но самого Василия представить к нему и подвергнуть допросу, не кротко и человеколюбиво, но как одного из осужденных. Один явился, а другой председал, исполненный гнева и высокомерия. Один предстоял, как и мой Иисус пред судией Пилатом; и громы медлили; оружие Божие было уже очищено, но отложено, лук напряжен, но удержан (Пс. 7:13), открывая время покаянию – таков закон у Бога!

57. Посмотри на новую борьбу подвижника и гонителя! Один приказывал Василию совлечь с себя верхнее рубище. Другой говорит: «Если хочешь, скину пред тобой и хитон». Один грозил побоями бесплотному; другой преклонял уже выю. Один грозил строгать когтями; другой отвечает: «Оказав мне услугу такими терзаниями, уврачуешь мою печень, которая, как видишь, много беспокоит меня». Так они препирались между собой. Но город, как скоро узнал о несчастье и общей для всех опасности (такое оскорбление почитал всякий опасностью для себя), весь приходит в волнение и воспламеняется; как рой пчел, встревоженный дымом, друг от друга возбуждаются и приходят в смятение все сословия, все возрасты, а более всех оружейники и царские ткачи, которые в подобных обстоятельствах по причине свободы, какой пользуются, бывают раздражительнее и действуют смелее. Все для каждого стало оружием, случилось ли что под руками по ремеслу или встретилось прежде другого; у кого пламенники в руках, у кого занесенные камни, у кого поднятые палки; у всех одно направление, один голос и общая ревность. Гнев – страшный воин и военачальник. При таком воспламенении умов и женщины не остались безоружными (у них ткацкие берда служили вместо копий) и, одушевляемые ревностью, перестали уже быть женщинами, напротив того – самонадеянность превратила их в мужчин. Коротко сказать, думали, что, расторгнув на части правителя, разделят между собой благочестие. И тот у них был благочестивее, кто первый бы наложил руку на умыслившего такую дерзость против Василия. Что же строгий и дерзкий судия? Стал жалким, бедным, самым смиренным правителем. Но явился сей без крови мученик, без ран венценосец и, удержав силой народ, обуздываемый уважением, спас своего просителя и оскорбителя. Так сотворил Бог святых, творяй вся и претворяяй (Ам. 5:8) в лучшее, Бог, Который гордым противится, смиренным же дает благодать (Притч. 3:34). Но разделивый море, пресекший реку, пременивший законы стихий, воздеянием рук воздвигший победные памятники, чтобы спасти народ бегствующий, чего не сотворил бы, чтоб и Василия исхитить из опасности?