Творения. Том первый. СЛОВА.

58. С сего времени брань от мира прекратилась и возымела от Бога правый конец, достойный Василиевой веры. Но с сего же времени начинается другая брань, уже от епископов и их споборников; и в ней много бесславия, а еще больше вреда подчиненным. Ибо кто убедит других соблюдать умеренность, когда таковы предстоятели? К Василию давно не имели расположения по трем причинам. Не были с ним согласны в рассуждении веры, а если и соглашались, то по необходимости, принужденные множеством. Не совсем отказались и от тех низостей, к каким прибегали при рукоположении. А то, что Василий далеко превышал их славой, было для них всего тягостнее, хотя и всего стыднее признаться в том. Произошла еще и другая распря, которой подновилось прежнее. Когда отечество наше было разделено на два воеводства, два города [322] сделаны в нем главными и к новому отошло многое из принадлежавшего старому, тогда и между епископами произошли замешательства. Один [323] думал, что с разделом гражданским делится и церковное правление; посему присваивал себе, что приписано вновь к его городу, как принадлежащее уже ему, а отнятое у другого. А другой [324] держался старого порядка и раздела, какой был издревле от отцов. От сего частью уже произошли, а частью готовы были произойти многие неприятности. Новый митрополит отвлекал от съезда на соборы, расхищал доходы. Пресвитеры Церквей – иные были склоняемы на его сторону, другие заменяемы новыми. От сего происходило, что положение Церквей делалось хуже и хуже от раздора и сечения; потому что люди бывают рады нововведениям, с удовольствием извлекают из них свои выгоды, и легче нарушить какое-нибудь постановление, нежели восстановить нарушенное. Более же всего раздражали нового митрополита Таврские всходы и проходы, которые были у него перед глазами, а принадлежали Василию; в великое также ставил он пользоваться доходами от святого Ореста, и однажды отняты даже были мулы у самого Василия, который ехал своей дорогой; разбойническая толпа возбранила ему продолжать далее путь. И какой благовидный предлог! Духовные дети, спасение душ, дело веры – все это служит прикровением ненасытимости (дело самое нетрудное!). К этому присовокупляется правило, что не должно платить дани неправославным (а кто оскорбляет нас, тот неправославен).

59. Но святой, воистину Божий и горнего Иерусалима митрополит, не увлекся с другими в падение, не потерпел того, чтобы оставить дело без внимания, и не слабое придумал средство к прекращению зла. Посмотрим же, как оно было велико, чудно и (что более сказать?) достойно его только души. Самый раздор употребляет он в повод к приращению Церкви и случившемуся дает самый лучший оборот, умножив в отечестве число епископов. А из сего что происходит? Три главные выгоды. Попечение о душах приложено большее; каждому городу даны свои права; а тем и вражда прекращена.

Для меня было страшно сие измышление; я боялся, чтобы самому мне не стать придатком, или не знаю, как назвать сие приличнее. Всему удивляюсь в Василии, даже не могу и выразить, сколь велико мое удивление; но (признаюсь в немощи, которая и без того уже небезызвестна многим) не могу похвалить сего одного – этого нововведения касательно меня и этой невероимчивости; самое время не истребило во мне скорби о том. Ибо отсюда низринулись на меня все неудобства и замешательства в жизни. От сего не мог я ни быть, ни считаться любомудрым, хотя в последнем не много важности. Разве в извинение мужа сего примет кто от меня то, что он мудрствовал выше, нежели по-человечески, что он, прежде нежели преселился из здешней жизни, поступал уже во всем по духу и, умея уважать дружбу, не оказывал ему уважения только там, где надлежало предпочесть Бога и чаемому отдать преимущество перед тленным.

60. Боюсь, чтобы, избегая обвинения в нерадении от тех, которые требуют описания всех дел Василиевых, не сделаться виновным в неумеренности перед теми, которые хвалят умеренность; потому что и сам Василий не презирал умеренности, особенно хвалил правило, что умеренность во всем есть совершенство, и соблюдал оное в продолжение всей своей жизни. Впрочем, оставляя без внимания тех и других, любителей и излишней краткости, и чрезмерной обширности, продолжу еще слово.

Каждый преуспевает в чем-нибудь своем, а некоторые и в нескольких из многочисленных видов добродетелей; но во всем никто не достигал совершенства, – без всякого же сомнения, не достиг никто из известных нам. Напротив того, у нас тот совершеннейший, кто успел во многом или в одном преимущественно. Василий же столько усовершился во всем, что стал как бы образцовым произведением природы. Рассмотрим сие так.