С наступлением четвертого века христианство, победоносно окончив борьбу с внешними врагами своими – иудейством и язычеством, получило полную возможность обратиться к своей внутренней жизни и всецело посвятить свою деятельность рассмотрению и определению внутреннего своего содержания. Естественно, что интерес к религиозным – догматическим – истинам, возникший в христианском обществе в предыдущий период его истории, теперь не только не ослабел, но, напротив, даже усилился. Стремление к исследованию и уяснению христианских истин овладело всеми и стало всеобщим явлением. Это в особенности надобно сказать в отношении к Востоку. Религиозные движения достигли здесь необыкновенно больших размеров. Интерес к догмату и страсть к догматическим рассуждениям распространились здесь повсюду и породили, по выражению св. Григория Богослова, «непризванных богословов и скороспелых мудрецов, для которых довольно было только захотеть, чтобы стать мудрецами».[336]
Разногласие в суждениях, весьма естественное в вопросах таинственных, произвело множество религиозных партий, из которых каждая имела у себя во главе особого учителя и следовала его воззрениям. Религиозные споры, поднятые этими партиями, скоро возбудили трепетное беспокойство и любопытство даже в наиболее равнодушных к вере и взволновали весь Восток, начиная с архиепископа и кончая рабом. Насколько сильно было любопытство и как велика была мания к религиозным вопросам, не говоря уже о высших слоях тогдашнего общества, даже в простом народе, можно судить, между прочим, по тому, что о высочайших христианских догматах брались рассуждать простые торговцы, даже рабы, не разбирая ни времени, ни места.[337] В Антиохии увлечение религиозными спорами было настолько сильно, что, по словам одного историка, «только отряд солдат воспрепятствовал народу разрушить город».[338] Религиозная борьба, впрочем, не ограничивалась спорами только между противными партиями; она нередко возникала и между членами одной какой-либо партии или – как говорит св. Григорий Богослов – между единоплеменниками, у которых в одном и том же были одни и те же противники.[339] Этого мало. Догматические споры и разногласия нередко нарушали даже семейный порядок и спокойствие: отец расходился с сыном, брат с братом и т. д.; одним словом, повторялось то же самое явление, какое было в самом начале христианства, когда одни веровали во Христа, а другие продолжали коснеть в язычестве. Весь этот хаос религиозной борьбы различных партий походил, по весьма остроумному сравнению св. Григория Богослова, на ночную битву, «когда при тусклом свете луны, не различая своих и врагов, или на море, оглушаемые порывами ветра, кипением моря, напором волн, столкновением кораблей, ударами весел, криком начальников, не имея времени собраться с мужеством, люди нападают друг на друга и друг от друга гибнут».[340] При той продолжительности и горячности, с какой велась религиозная полемика между враждовавшими партиями, выступили наружу все противоположности, какие только могла измыслить диалектика. Ереси быстро возникали одна за другой, и так как, увлекая за собой массу народа, они в то же время своими искажениями чистой истины грозили ниспровержением всего христианства, то Церковь в лице лучших своих представителей должна была принять участие в деле раскрытия и уяснения истины. Началась усиленная работа: опровержение возникавших еретических доктрин и разоблачение их ложных оснований, защита православных истин от еретических нападений и всестороннее исследование и раскрытие волновавших тогдашнее общество религиозных вопросов. Классическим результатом этой церковной работы было самое строгое и точное формулирование теологических, христологических и антропологических основных истин христианства, которое затем перешло к последующим векам и сделалось постоянным и неизменным достоянием всей христианской Церкви.