Творения. Том первый. СЛОВА.

С возвращением св. Григория в Назианз и принятием пастырского звания началось его открытое служение святой Церкви. Разделяя труды своего отца по управлению вверенной ему паствой, он заботился об окончательном уничтожении раскола, произведенного в Назианзской Церкви неосторожной подписью отцом полуарианского символа,[645] занимался наставлением в истинной вере оглашенных, защитой и ограждением своей Церкви от нападений еретиков и – чего особенно желала от него назианзская паства – проповеданием слова Божия.[646] Вместе с заботами о благе Церкви Назианзской св. Григорий в то же самое время принимал живое участие в положении Церкви Кесарийской, которой угрожала опасность со стороны ариан. Возведенный против своей воли в сан пресвитера и уже примирившийся с этим званием, доставившим ему возможность посвятить свои дарования и познания на служение Церкви, он склоняет к тому же и своего друга, св. Василия, который так же, как и он, будучи против воли рукоположен в пресвитера, удалился в пустыню.[647] Точно так же, когда между Василием и его архиепископом Евсевием возникли несогласия, грозившие Кесарийской Церкви разделением и вторжением в нее арианства, св. Григорий и письменно, и личными беседами примиряет их между собой и в лице св. Василия возвращает архиепископу незаменимого помощника, а Кесарийской Церкви – твердого защитника православия против нападений еретиков.[648]

Но, как ни обширна и плодотворна была деятельность св. Григория в звании назианзского пресвитера, она все-таки не могла доставить ему полного душевного спокойствия. При всем сознании возможности и необходимости своего открытого служения Церкви он никак не мог расстаться с мыслью об уединенной и созерцательной жизни. Пустыня влекла его к себе так же, как и прежде; между тем забота о доме престарелых родителей и многочисленные обязанности, возложенные на него церковной должностью, никак не позволяли ему удовлетворить этому душевному влечению. Отсюда в душе его возникает глубокая скорбь. К этой скорби присоединяется у него еще другая – скорбь о тяжелых потерях, которые он должен был понести, живя в доме своих родителей. В 369 году он лишился единственного своего брата, Кесария, а через несколько месяцев после того – любимой своей сестры, Горгонии.[649] Среди этих несчастий жизни св. Григорий невольно переносился мыслью к тому счастливому времени, когда он жил в понтийской пустыне в сообществе со своим другом, и, сопоставляя то блаженное время с испытываемыми им огорчениями жизни, естественно, скорбел и жаловался на неисполнение прежних влечений своего сердца. Написанное им «Стихотворение о своей жизни» в изображении душевного настроения его в данный момент носит на себе следы именно этой скорби. Следовавшие затем некоторые печальные обстоятельства его жизни и пастырской деятельности весьма много способствовали развитию в св. Григории этого скорбного чувства, отразившегося, как известно, во многих его стихотворениях и сообщившего им особенный – элегический – характер.[650]