Освободившись от сасимской кафедры, св. Григорий хотел последовать давнему влечению своего сердца – искать уединения. Но отец стал просить его «подарить немногие дни остатку его жизни» – разделить его бремя правления назианзской паствой,[667]
и он, видя в этом новое призвание Духа к открытому служению Церкви, снова решается исполнить просьбу отца, надеясь, что по смерти его уже ничто не помешает ему в исполнении его желания.[668] Почти двухлетнее пребывание его в Назианзе прошло в усердной пастырской деятельности и непрестанных заботах о благе духовном и внешнем спокойствии назианзской паствы.[669] Весной 374 года скончался столетним старцем отец Григория, а спустя несколько месяцев после того не стало и Нонны.[670] Благодарный сын почтил одного из них похвальным надгробным словом,[671] а другую – целым рядом небольших стихотворений, в которых восхвалил ее благочестие и славную кончину.[672]Смерть родителей возвратила Григорию надежду на тихую, уединенную и созерцательную жизнь. Но не вдруг ему удалось выполнить эту сладостную надежду. Назианзская паства, привыкшая к нему за время управления его вместе с отцом, никак не хотела расстаться с ним и просила его не покидать ее до избрания нового епископа. В душе Григория снова происходит борьба между влечением в пустыню и сознанием долга служить благу Церкви. Память об отце, любовь и жалость к назианзской пастве, понесшей в умершем престарелом ее епископе невознаградимую потерю, а также опасное положение ее ввиду постоянных нападений ариан располагают его еще раз пожертвовать своим заветным желанием благу Церкви, и он решается остаться в Назианзе до избрания законного епископа, не связывая себя, впрочем, никакими формальными обязательствами. Но болезнь, постигшая его, заставила его оставить Назианз еще до назначения сюда епископа.[673]
Избрав своим местопребыванием монастырь св. Феклы в отдаленной от Назианза Селевкии, св. Григорий думал найти себе здесь полное спокойствие, ничем не нарушаемое безмолвие и созерцание. Но дела и друзья следовали за ним.[674] Среди различных бедствий и еретических волнений друзья его постоянно обращались к нему за помощью и утешением, и он, ревнуя о благе Церкви, не мог оставаться равнодушным и безответным. Здесь же он должен был пережить тяжелую скорбь по поводу кончины его неизменного друга, св. Василия Великого, «обнять священный прах которого», к величайшему его прискорбию, не позволила ему тяжкая болезнь.[675] Как бы то ни было, казалось, что здесь, в уединении, св. Григорий должен был кончить свою трудовую и скорбную жизнь. Но не так угодно было Промыслу. Тихая, уединенная и созерцательная четырехлетняя его жизнь в Селевкии была только отдыхом и приготовлением к предстоявшим ему подвигам. В 379 году он был вызван в Константинополь, где открылось обширное поприще его пастырской деятельности.