Приглашение на константинопольскую кафедру сильно встревожило св. Григория. Ему снова предстояло расстаться с безмолвием и уединением, которые ему достались после столь усиленных стараний и тяжелых испытаний жизни; в Константинополе же он не предвидел ничего, кроме трудов, борьбы и скорбей. Поэтому можно было ожидать, что он на приглашение константинопольских православных ответит отказом. Но, как ни сильно было в нем влечение к уединению и как ни тяжело было ему расстаться с тихой созерцательной жизнью в Селевкии, сознание необходимости служить благу Церкви Христовой одержало верх над всеми другими его стремлениями. Он, без сомнения, хорошо знал положение Православия в столице Востока и вполне понимал, какие важные услуги он может оказать Церкви своей самоотверженной деятельностью. Теперь предстояла ему уже не бесплодная борьба за иерархические права, какая ожидала его некогда в Сасимах, а борьба за существование Православия, защита Божественной истины, которая была для него всего дороже и которая в то время так безбожно попиралась еретиками. Приглашение православных епископов и константинопольского народа в такое тяжелое для Церкви время Григорий принял за голос Духа, призывавший его к служению Церкви, и потому, несмотря на любовь к уединению и слабость здоровья, поспешил в Константинополь.