Творения. Том первый. СЛОВА.

Прибыв в Константинополь (379 г.), св. Григорий поселяется в доме своего родственника, Никовула. Сюда, за неимением своих храмов, православные жители столицы стали собираться для слушания проповедей нового своего епископа. Личность Григория, человека незнатного происхождения, в простой и бедной одежде, со станом несколько сгорбленным, с головою, почти не покрытою волосами, с некрасивым складом лица, изнуренного слезами, постом и бдением, с руками, загрубевшими от черных работ, с грубым каппадокийским произношением,[681] по-видимому, не могла привлекать к себе жителей роскошной столицы, окруженных богатством и внешним блеском, увлекавшихся наружной красотой и знатностью происхождения своих пастырей и привыкших к блестящим, напыщенным их речам. Однако ж, когда раздалось его сильное слово, к нему стали стекаться не только все православные, но и весьма многие из еретиков, так что дом, в котором он жил и проповедовал, скоро обратился в обширный храм, названный потом «Анастасией».[682] Приняв на себя тяжелый труд восстановления Православия в Константинополе, св. Григорий повел дело с тактом мудрого и опытного пастыря. Не вступая пока в открытую борьбу с врагами Православия, он сначала обращает внимание на состояние своей православной паствы. Он замечает, что и это малочисленное общество не свободно от всеобщего в то время недостатка – спорить и рассуждать о высочайших и непостижимых предметах христианской веры, и потому старается внушить своей пастве оставить всякие диалектические споры, как бесполезные и, при неопытности защитников истины, даже вредные, а вместо того позаботиться о нравственной чистоте и добродетельной жизни.[683] Водворив мир и порядок в своей пастве, святитель направляет свою деятельность против врагов православия, в особенности против ариан и евномиан, и в то же время занимается раскрытием догматических вопросов, волновавших современное ему общество. Здесь-то и пришлось ему воспользоваться громадным запасом сведений, добытых им в юношеские годы, и возвышенными религиозными созерцаниями уединенной жизни. Основательное знание и глубокое понимание Священного Писания и отеческих творений, блестящее философское и риторическое образование, полученное им в Александрии и Афинах, и необыкновенный ораторский талант давали ему решительный перевес над его противниками. В своих церковных «Словах» он с замечательным искусством разрешал все их софистические возражения, направленные против православного учения, разоблачал всю ложь и нелепость их еретических теорий и, в противоположность им, доказывал и со всей ясностью раскрывал истинное учение о Боге, о Святой Троице вообще и в частности о каждом Лице Ее и т. п. В этом отношении особенно замечательны у него «Пять слов о богословии», которые, главным образом, и доставили ему наименование Богослова. Увлекательное красноречие, с каким говорил св. Григорий, живость и современный интерес его проповедей, величественная важность и смелость его проповедования привлекали к нему огромные массы всякого рода слушателей, из которых одни жаждали слышать из уст его в чистом виде Божественные истины, затемненные и извращенные в различных еретических доктринах, других привлекали красноречие и внешняя форма его проповедей, а некоторые приходили с намерением уловить его в слове и обвинить его в лжеучении. Но все одинаково приходили от слов его в такое восхищение, что нередко в самом храме не могли удержаться от выражения своего одобрения проповеднику посредством рукоплесканий;[684] очень многие из слушателей даже записывали его слова и явно, и тайно.[685] И не одним словом св. Григорий привлекал к себе жителей Константинополя, но и своей жизнью. Блестящая и пышная столица Востока нисколько не увлекала его своей роскошью и внешним блеском. Он жил жизнью подвижника. Его пища, одежда и вообще весь образ жизни отличались такой простотой, что нередко служили его противникам предметом насмешек, упреков и порицаний. Его постоянными занятиями были обязанности по управлению вверенной ему паствой, защита и уяснение православных догматов, интересовавших тогдашнее общество, чтение Божественных Писаний, попечение о бедных и забота об обращении к истине заблудших. И, действительно, благодаря его энергичной и неусыпной деятельности его паства, сначала весьма малочисленная, спустя несколько месяцев по прибытии его в Константинополь увеличилась уже настолько, что подавала надежды скоро превзойти числом арианствующих. Это обстоятельство возбудило во врагах Православия страшную злобу против Григория, и они причиняли ему целый ряд неприятностей и огорчений. Чтобы отвлечь от него народ и задержать быстрые успехи его проповеди, они сначала насмехаются над его некрасивой наружностью, грубым произношением, бедностью и чрезмерной строгостью жизни, выставляют на вид незнатность его происхождения, незначительность управляемого им общества и т. п.,[686] а когда все это оказывается бессильным поколебать в народе глубокое уважение к святителю, они прибегают к клевете, распространяя всюду, что он проповедует многобожие, привлекают его в суд, как возмутителя общественного спокойствия, и т. п..[687] Но правота учения и святость жизни Григория были слишком известны всем, чтобы рассеять эти клеветы и лишить их всякого значения. Не довольствуясь этим, враги его составляют заговор даже на его жизнь. В ночь на Святую Пасху (21 апреля 379 г.), когда святитель Григорий готовился к крещению оглашенных, в храм Анастасии ворвалась толпа заговорщиков, вооруженных камнями. Тут были монахи, нищие и распутные женщины. Трудно представить, говорит сам святитель, что произошло тогда в том священном месте. «Поруганы жертвенники, прервано тайнодействие; забыты стыдливость дев, скромность монахов, бедствие нищих». Град камней сыпался на православных; сам Григорий «стоял посреди священнодействующих и мечущих в него камнями, употребляя в защиту от камней молитвы»; один из ревнителей истины (Феодор, епископ Тианский) среди города едва не был убит палками.[688] Но все обиды и оскорбления врагов св. Григорий переносил с величайшим терпением. Мстить за них путем справедливого наказания он и не думал, надеясь победить злобу врагов и доставить торжество Святой Церкви скорее кротостью, нежели гневом.[689]