Св. Григорий Богослов был одним из главных защитников православного догмата о Святой Троице. Проникнутый глубочайшим благоговением к этому высочайшему догмату, сознанием его особенной важности и значения в системе христианского вероучения и в то же время вполне понимая ошибочность современных ему еретических доктрин и опасность их для Церкви, он, можно сказать, отдал всю свою жизнь и все свои знания защите, раскрытию и уяснению его. Нет ни одного догмата, которым бы св. Григорий занимался с таким вниманием и который бы раскрывал с такой полнотой и основательностью, как догмат о Пресвятой Троице. В его богословской системе догмат этот составляет центр, вокруг которого группируются все другие догматы. Где бы и о чем бы он ни говорил, он всегда направляет свою речь к Святой Троице. Троица постоянно была в его мыслях, так что, кажется, он не решался открывать своих уст без того, чтобы не произнести имени Святой Троицы, и не брал в руки пера, чтобы не написать этого Божественного имени. Хранить в чистоте и неповрежденности Божественное учение и в особенности догмат о Пресвятой Троице – этот драгоценнейший залог, унаследованный от отцов, – составляло цель жизни и пастырской деятельности св. Григория. «О, если бы, – восклицает он в одном из своих „Слов“, – до последнего издыхания с великим дерзновением соблюсти этот прекрасный залог святых отцов, живших ближе ко Христу и первоначальной вере, – то исповедание, в котором мы воспитаны с детства, которое научились произносить прежде всего, и с ним наконец переселиться из этой жизни, не взяв отсюда ничего другого, кроме одного благочестия».[815]
Одушевленный этой идеей, св. Григорий везде и при всяком случае с особенной силой и настойчивостью предлагал учение о Святой Троице. Он постоянно говорил о Троице и в Назианзе, и в Константинополе, и перед верными, и перед неверными. Его нисколько не устрашала злоба врагов, бросавших в него не только словами, но и камнями: он смело и открыто опровергал противников Святой Троицы и твердо проповедовал истину, не щадя даже собственной жизни. «Бросайте, цельте в меня камнями, – говорит он своим противникам, повторяя несколько раз свое истинное учение о тройственной Единице, – вот я непоколебимо стою перед вами целью истины, презирая свист слов и стрел!».[816] Многочисленные и разнообразные возражения, которыми враги его старались поколебать истинное учение о Пресвятой Троице, побуждали Назианзина прежде всего разобрать и опровергнуть эти возражения, и он с успехом выполнил эту задачу. Следуя отчасти уже выработанным приемам св. Афанасия и других отцов и учителей Церкви, отчасти своим собственным соображениям, он смело и без затруднений опроверг все софистические хитросплетения, которыми еретики старались опутать простодушных правоверных, и, в свою очередь, показал несостоятельность и нелепость еретических доктрин. С другой стороны, чтобы не оставить вопросов, волновавших современное ему христианское общество, открытыми, святой отец, наряду с полемикой против ересей, старался также дать на них посильные ответы и представить догмат о Святой Троице насколько возможно яснее и отчетливее. Таким образом, современные св. Григорию еретические заблуждения по вопросу о Святой Троице послужили ему поводом к ясному раскрытию и определенному изложению этого таинственного догмата. Но, с другой стороны, считать св. Григория обязанным в деле раскрытия и изложения учения о Святой Троице исключительно современным ему ересям значило бы приписывать последним уж слишком большую честь. Напротив, весьма большое значение в этом случае необходимо приписать и ему самому, его внутреннему настроению и характеру. От природы склонный к самоуглублению и созерцанию, воспитанный в глубокой вере и развивший в себе посредством образования необыкновенное стремление к богопознанию, Богослов любил предаваться размышлениям относительно религиозных предметов и благоговейному созерцанию Божественных истин. Пустынник и аскет по характеру и образу жизни, он нигде и ни в чем не находил себе спокойствия и наслаждения, как только именно в области бесконечной и Божественной: созерцание Божественных истин было истинной пищей его ума и сердца. Тем более это нужно сказать о нем в отношении к догмату о Святой Троице. Глубина и таинственность последнего особенно привлекали к себе внимание св. Григория, помимо всякого вызова со стороны еретиков, и он всегда останавливался на нем с особенной любовью, стараясь уяснить своим спекулятивным умом тайну триединого Божества.