Опровергнутые с этой стороны, ариане и евномиане пытались подорвать православное учение о единосущии Сына Божия с Отцом другим способом. Принимая личные свойства – нерождаемость Отца и рождаемость Сына – за сущность Божества, они с этой стороны находили различие между сущностью того и другого. «Нерожденное и рожденное, – говорили они, – не одно и то же (οὐ ταὐτόν), а если так, то и Сын не одно с Отцом». Св. Григорий хорошо понимал, что этим софизмом отрицается божество или Сына, или Отца, потому что если признать сущностью Божества нерождаемость, то рождаемость уже не будет сущностью; а если признать за сущность последнюю, то не будет сущностью первая. Но он в то же время ясно видел несостоятельность и ошибочность этого софизма и потому опровергает его без всякого затруднения. Он допускает, что «несотворенное» и «сотворенное» не могут быть тождественными по своей природе, но «рождающего» и «рождаемого» признает необходимо тождественными по природе, потому что – как говорит он – «самая природа рождающего и рождаемого требует, чтобы рождаемое по своей природе было тождественно с родившим». Впрочем, св. Григорий допускает различие по природе и между нерожденным и рожденным, если разуметь под ними самые нерожденность и рожденность, так как последние, действительно, не тождественны. Но если разуметь субъектов, которым принадлежат эти свойства, то они должны быть тождественными. «Глупость и мудрость, – замечает он, – не тождественны между собой, однако ж бывают в одном человеке, и существо ими не разделяется, а они сами различаются в одном существе. Точно так же нерожденное и рожденное различаются в одном существе, именно – в Боге, но по своему существу они тождественны». Показав, таким образом, несостоятельность представленного еретиками софизма в том отношении, что в нем различается то, что по своей природе тождественно, Богослов с особенной силой вооружается также против отождествления ими отдельных свойств с сущностью Божества. «Ужели,– спрашивает он, – и бессмертие, и святость, и неизменяемость составляют сущность Божества? Но если так, то в Боге сущностей много, а не одна, или Божество сложено из них, потому что они не без сложения в Боге, если только составляют Его сущности. Но это нельзя назвать сущностью Божества, потому что оно принадлежит и другим существам. Сущность же Божества составляет то, что принадлежит и свойственно только одному Богу». Правда, и нерождаемость принадлежит только одному Богу, но отсюда, по мнению Богослова, еще не следует, что Божество составляет только одна нерождаемость. Подобно тому, как Адам, будучи единственным созданием Божиим, в то же время не единственный человек, так и нерождаемость одна не составляет еще Божества, хотя она и принадлежит только одному Отцу; но и рожденное (т. е. Сын) есть также Бог, потому что и оно от Бога. Кроме того, нерождаемость, по мнению св. Григория, нельзя признавать сущностью Божества, как это делают ариане и евномиане, уже по тому одному, что это «понятие отрицательное, а не положительное; оно только показывает, что в Боге нет рождаемости, а не объясняет, что такое Бог по природе или что такое нерожденный».[1013]
Но если Сын тождествен с Отцом по существу, а Отец нерожден, то – возражали еретики – и Сын будет нерожден. Это возражение основывается опять на отождествлении еретиками личного свойства Бога Отца с сущностью Божества, и св. Григорий опровергает его точно таким же образом, как и предыдущий их софизм. Он признает заключение своих противников справедливым только в том случае, если бы нерожденность была сущностью Божества: тогда, действительно, – говорит он, – «Сын будет рожденным и вместе не рожденным». Но так как нерожденность – не сущность Божества, а только личное свойство Отца, отличающее Его от Сына, то заключение о нерожденности Сына на основании тождественности Его с Отцом по существу ложно. «Иначе, – говорит Богослов своему противнику, – и ты будешь отцом твоему отцу, если, будучи тождественным с ним по существу, ничем не будешь отличаться от него. Очевидно, нужно отличать сущность Божию от личных свойств и считать последние не переходящими». При этом св. Григорий посредством различных примеров показывает, к каким нелепым выводам можно прийти, если не отличать сущности Божества от личных свойств.[1014]