Что касается устройства мира духовного, то св. Григорий Богослов, подобно многим другим церковным учителям, признает между Ангелами различные чины, насчитывая в одном месте их девять,[1136]
но нигде не говорит, чем именно они отличаются один от другого, считая внутренние отношения мира духовного недоступными для человеческого знания.В чем же состоит деятельность духов? Они, по словам св. Григория, служат Божественной воле; сильные как по своей естественной, так и по приобретенной ими крепости, они все обходят, всем и везде с готовностью предстают по усердию служения и по легкости природы. Каждый из духов, по мнению Богослова, получил себе одну какую-либо часть вселенной или приставлен к чему-либо одному в мире, как все это известно премудрому Устроителю и Распределителю; каждому из них дана особая власть от Царя – иметь под надзором людей, города и целые народы; по воле Творца, они «все ведут к одной цели, также песнословят величие Божие и созерцают вечную славу».[1137]
Вообще ангелы представляются у св. Григория существами, посредствующими между Богом и людьми: служа Богу, они в то же время служат и людям, помогая им в нравственном совершенствовании и достижении вечного блаженства. Они, по словам Богослова, содействуют нам в усовершенствовании [1138] и просвещают нас, как сами еще в большей степени просвещаются от Божества.[1139]Такова природа и деятельность высших духов, по изображению св. Григория Богослова. Как первое и высшее творение Божие, они обладают всеми возможными совершенствами, но не в субстанциальном, т. е. самобытном, безусловном и неизменном смысле. В таком понятии о духах сама собой заключается идея возможности к тем или другим изменениям в мире духовном. Созданным не безусловно совершенными, притом совершенно свободными, ибо существа духовные и высшие немыслимы без свободы, – духам представлялась возможность как к совершенствованию, так и к падению. В существах, находящихся на такой высокой степени совершенства и в таком близком общении с Богом, конечно, нелегко представить себе факт падения. Тем не менее факт этот засвидетельствован словом Божиим, и если Оригену, искавшему всему оснований, в объяснении этого факта казалось необходимым прибегнуть к предположению возможности «охлаждения духов в любви к Богу и пресыщения безмерным небесным блаженством»,[1140]
то св. Григорий Богослов совершенно успокаивался на сознании, что неизменно лишь одно естество Божие,[1141] и в этом случае вполне довольствовался простым библейским повествованием о гордости и превозношении одного из высших светлых духов, послуживших причиной его падения и лишения первоначального блаженства. «Зависть, – рассуждает Богослов в одном своем „Слове“, – омрачила и денницу, падшего вследствие гордости; будучи божественным, он не утерпел, чтобы не признать себя Богом».[1142] Несмотря на то, что «Слово, – как говорит святой отец, – нарочито удалило от Троицы все, окружающее престол света, чтобы тварь, приближаясь к Богу, не пожелала равной с Ним славы и не погналась за светом и славой, – самый первый светоносец, отличенный особенной славой, занесся слишком высоко: он возмечтал о царской чести великого Бога. Через это он потерял свою светлость, с бесчестием ниспал сюда и, захотев сделаться Богом, весь стал тьмой; при всей легкости своей природы он низринулся до самой земли».[1143] Возмутившись сам против Бога, он в то же время, по учению св. Григория, произвел возмущение и во всем мире подобных ему существ: склонив к измене небесное воинство, он увлек за собой и других многих духов, – «увлек из зависти к богомудрому сонму небесного Царя и из желания царствовать над большим количеством злых».[1144] «С тех пор и явилась во множестве воздушная злоба, демоны и последователи злого царя-человекоубийцы».[1145] Но тот, кто дерзнул произвести возмущение и, превысив свое достоинство, вознес выю против Господа Вседержителя, или, по слову пророка, возмечтал о