Творения. Том первый. СЛОВА.

Восстановление глубоко падшего человека и возвращение его в первобытное блаженное состояние, дело столь великое и важное, по мысли св. Григория Богослова, не могло быть совершено никакими естественными усилиями: для этого требовалось личное участие Самого Божества. Посему Бог Отец, по бесконечной любви Своей к тварям, благоволил совершить спасение их через единородного Сына Своего, Которого и послал в мир.[1222] Сын Божий, сколько из согласия с Отцом, столько и из любви к созданным Им же тварям, принимает на Себя смиренный образ человека и в нем совершает спасение.[1223] Так как истина божества Сына Божия со всей очевидностью доказывается Богословом в его учении о Боге-Слове как второй Ипостаси Святой Троицы и, сверх того, так как она уже сама собой вытекает из сознания глубины падения человека и необходимости восстановления его Самим Богом, то, говоря о воплощении Сына Божия, св. Григорий уже не останавливается на доказательствах этой истины, а берет ее, как данную и доказанную, и сосредоточивает всю силу мысли на самом факте Боговочеловечения. «Когда, – говорит он, – вследствие сильнейших болезней человечества... потребовалась сильнейшая помощь, то и подана была именно такая: Само Слово Божие, превечное, невидимое, непостижимое, бестелесное, Начало от Начала, Свет от Света, Источник жизни и бессмертия, Отпечаток (τὸ ἐκμαγεῖον) Первообраза, Печать не переносимая (μὴ κινουμένη), Образ неизменяемый, Слово и выражение Отца, – является к Своему образу, принимает плоть ради плоти, соединяется с разумной душой ради моей души, очищая подобное подобным, и делается совершенным человеком, кроме греха».[1224] В одном месте святой отец, между прочим, дает некоторые объяснения, почему именно Сыну Божию было угодно облечься плотию человека. Это необходимо было, по его мнению, во-первых, потому, что Он явился исцелить плотского человека, приблизиться к которому можно было не иначе как под покровом плоти; во-вторых, для того, чтобы удобнее сокрушить злобу хитрейшего врага человеческого – диавола, «чтобы змий, считающий себя мудрейшим, приступив к Адаму, сверх всякого чаяния встретил в Нем Бога и о крепость Его сокрушил свою злобу, подобно тому, как бурное море сокрушается о твердую скалу».[1225] Как бы то ни было, вочеловечение Сына Божия, в глазах св. Григория, – факт изумительный по своей чрезвычайности и чудесности, и он не может говорить о нем иначе как с чувством глубокого благоговения перед великой тайной: здесь «побеждаются всякие естества уставы» и человеческому уму представляется соединение несоединимых противоположностей, перед которым мысль его совершенно сковывается изумлением. «Что это за таинство о мне? – восклицает Богослов. – Я получил образ Божий, но не сохранил его. Бог воспринимает мою плоть, чтобы и образ спасти, и плоть обессмертить. Он вступает с нами во второе общение, которое гораздо чудеснее первого, потому что тогда Он даровал нам лучшее, а теперь воспринимает худшее; но это общение божественнее (θεοειδέστερον) первого и выше для людей благоразумных».[1226] В чем же именно состоит это второе общение? Оставаясь Богом, Сын Божий, по словам св. Григория, «воспринимает то, чем не был сначала» (человечество). От вечности рожденный Божески, Он во времени рождается человечески: рождается от жены, но от Девы, в которой душа и тело предочищены Духом;[1227] там рождается без матери, здесь – без отца.[1228] В одном Лице Он совмещает две противоположности – плоть (т. е. человека) и Дух (т. е. Божество).[1229] Какое чудное соединение! Вечный начинает бытие; Несозданный создается; Необъятный обнимается разумною душою, посредствующую между Божеством и грубою плотию. Обогащающий других обнищавает, перенося убожество моей плоти, чтобы мне обогатиться Его Божеством. Обладающий полнотою истощается – истощается в своей славе ненадолго, чтобы мне сделаться участником Его полноты.[1230] Вследствие этого чудного совмещения в своем Лице двух бесконечно различных естеств, Искупитель, по изображению св. Григория, с самого момента своего зачатия, всюду является в одно и то же время и Богом и человеком. Как человек Он носится во чреве Матери, но как Бог узнается Пророком (Предтечею), который сам был еще во чреве и «взыгрался» пред Словом, для которого родился (Лк. 1:44). Как человек повивается пеленами, но как Бог при воскресении слагает с Себя погребальные пелены. Полагается в ясли, но прославляется Ангелами, указуется звездою и принимает поклонение от волхвов. Бежит в Египет, но обращает в бегство все египетское. Как человек крестится, но как Бог разрешает грехи; – крестится не потому, что имел нужду в крещении, но чтобы освятить воды. Как человек искушается от диавола, но как Бог побеждает его. Алчет, но как Хлеб животный и небесный (Ин. 6:33, 35) питает тысячи; жаждет, но в то же время напаяет других и обещает сделать верующих в Него источниками воды живой (Ин. 7:39); утруждается, но Сам есть успокоение труждающихся и обремененных; отягощается сном, но в то же время легок на море, запрещает ветрам и спасает утопающего Петра. Платит дань, но – из рыбы, и царствует над сборщиками подати. Его называют бесноватым, но как Бог Он узнается бесами, изгоняет их и посылает в бездну легион их. Он молится, но в то же время и принимает молитвы; плачет, но и прекращает плач. Как человек спрашивает, где положен Лазарь, но как Бог воскрешает его. Продается за самую низкую цену – за тридцать сребренников, но искупает мир самою высокою ценою – собственною своею кровию. Претерпевает мучения и язвы, но в то же время изцеляет всяк недуг и всяку язю (Мф. 4:23). Возносится на древо и пригвождается к кресту, но восстановляет нас древом жизни, спасает распятого с Ним разбойника и омрачает все видимое... Напаяется оцтом и вкушает желчь, но кто? Тот, кто претворил воду в вино и уничтожил горькое вкушение. Предает душу свою, но область имать паки прияти ю (Ин. 10:18), раздирается церковная завеса, расседаются камни и восстают умершие. Умирает, но животворит и разрушает смертию смерть. Погребается, но восстает. Нисходит в ад, но выводит из него души, восходит на небеса и придет судить живых и мертвых.[1231]