Творения. Том третий. «Афанасиана»: ТВОРЕНИЯ ДОГМАТИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ, АСКЕТИЧЕСКИЕ, ЭКЗЕГЕТИЧЕСКИЕ, СЛОВА И БЕСЕДЫ, АГИОГРАФИЧЕСКИЕ

Как рыбак, желающий поймать рыбу, не голый крючок в море бросает, но одевает его снаружи хитростью, [сажая] на крючок червя, и так его, «одетого» в червя, бросает в море; рыба же, видя одного только червя и не зная, что посередине червя есть крючок, но думая, что червь совершенно один и без крючка, так заблуждаясь, попадается на крючок, – так и Христос поступил. Ибо, возжелав охотиться на сотворившую себя в безбрежных водах бездны ядовитую рыбу, а лучше сказать, на великого змия – диавола, не обнаженное божество Свое диаволу предлагал, но облекся [словно] приманкой, червем, во всесвятую плоть, которую [взял] от Приснодевы Марии, всесвятейшей земли без смешения, в соответствии с божественным Давидом, рекшим: Аз есмь червь, а не человек (Пс. 21:7), сокрыл священнейший крючок – мироспасительный Свой Крест, на котором Он был пригвожден и через который задумал сокрыть Свое божество и которым была обманута и поймана сия ядовитая и жалящая, словно змей, рыба – великий змий диавол, изгнавший из рая и умертвивший человека, и сам [диавол], будучи побежден, погиб. Так что божество во образ крючка выступает, а человечество – во образ червя. [Диавол,] увидев снаружи человечество и не помышляя о сокрытом внутри божестве, был обманут и, приступив к человечеству, был пойман на несравненный и непобедимый крючок божества; так оказался побежденным великий змий – диавол. Поэтому Сын и Слово Божие пришел охотиться на диавола не с обнаженным Своим божеством, но носил плоть, в которой и пришел. И такова причина совершения Воплощения. Так и диавол, желая некогда обмануть человека и извергнуть его из рая, приступил к Еве не в своей чистой [1635] диавольщине, но принял плоть змея и так приступил и обольстил ее, ибо знал коварный, что если приступит к ней чистой диавольщиной своей, то не сможет ее обмануть, и потому облекся, словно в плоть, в змея и посредством носящего плоть змея обольстил Еву. И змей был виден, а диавол не был виден, и через видимого змея действовал невидимый змий-диавол. Две природы в одном лице привели к отпадению прародителей. И как тогда оказались соединены диавольство и змеиность, две природы в одном лице, [так и ныне] в одном Лице были соединены божество и человечество. Одна природа, то есть змеиная, была видима, а другая, то есть диавольская, была невидима, эта и человека извергла из рая. [Col. 796] Так же и у Христа: в одном Лице были соединены две природы – божество и человечество; и человечество было видимо, а божество невидимо. И посредством видимого человечества действовало невидимое божество, и изгнанного прежде из рая человека две прекрасные природы – божество и человечество вновь ввели в него. И человек есть причина, по которой Бог воплотился и стал человеком, так что Ему подобает слава в бесконечные веки. Аминь. [Col. 797]

Выдержки из Слова об иконах [PG. T. 28. COL. 711] Святого Афанасия Александрийского Выдержки из Слова о святых иконах [1636]

Мы, верные, поклоняемся иконам не как богам; да не будет! Но только выражая привязанность и любовь. И когда исчезает изображение, остается одно простое дерево. То же самое происходит и с изображением Креста. До тех пор пока две доски соединены и сохраняется вид креста, правильно и точно я поклоняюсь Кресту; когда же друг от друга доски будут отделены и через разделение образ [Креста] утратится, уже не поклоняюсь отдельным доскам. Так же ради Христа я поклоняюсь и иконе и посредством Христовой иконы поклоняюсь Самому Христу. Ибо хотя устам моим [1637] Христос не предстоит телесно, но тем не менее я сердцем и умом духовно предстою пред Христом. А что это так, явствует из примера с Крестом. [И немного спустя:] Ибо если ты познал, что едины Сын и Отец (ср. Ин. 10:30), то знай, что Он в Отце и Отец в Нем (см. Ин. 10:38). Ибо божество Сына – и Отца есть, и оно в Сыне есть. И тот, кто поймет это, удостоверится, что видевший Сына видел и Отца (см. Ин. 14:9). Ибо в Сыне созерцается божество Отца. То же самое более точно можно представить себе на примере изображения царя. Ибо в изображении царя есть образ и вид. И у царя тот же вид, что и в изображении. Ибо неотличимо подобие в изображении царя, так что видящий изображение видит в нем и царя и познает, что он на изображении. Из-за того что не различается подобие, желающему вместе с изображением видеть и царя изображение сказало бы: «Мы с царем одно есть. Я в нем есть, как и он во мне. И что ты видишь во мне, то видишь и в нем, и что увидел в нем, то увидел и во мне. Ибо кланяющийся изображению в нем кланяется и царю, ибо его образ и вид есть изображение». [Col. 712]