Ты плыви ко мне против течения

Новый кавалер, едва коснулся Настиной талии, так тотчас и сбился с такта, замер, побагровел, отвернулся и все шевелил огромными плечами, чтоб вступить. Ринулся раньше музыки и опять встал.

– Что-то это?.. – сказал он, готовый убежать и оглядываясь в поисках друга.

Настя Никитична сама потянула его в танец, впрочем не пытаясь водить, и у парня вдруг дело пошло. Он был высок, грузен, не толст, а грузен от тяжести мышц на спине, на груди, на плечах.

– С вас можно Илью Муромца писать! – сказала Настя Никитична.

Партнер пошевелил мохнатыми бровями, раздумывая: улыбнуться или как? Улыбнулся.

– Ну да уж… Возили тут меня на соревнования – один срам вышел. Штангу-то ихнюю я поднял. Поболе ихнего поднял, а только не так, как нужно. «Баранку» закатали.

– Спортсмены годами тренируются.

– Ну и пускай их! Не дело это – пупок из-за гонора рвать.

Тут музыка вдруг кончилась. Федорова что-то сразу объявила, но все пошли из клуба на улицу.

– Вы с нами или как? – спросил неудачливый штангист.

Настя Никитична поглядела на него, не понимая.

– Мы на посиделки. Товарищ Федорова туда не ходит, может, и вам будет скучно.

– Я с удовольствием!.. – вспыхнула Настя Никитична.

– Верунька! – остановил парень скользнувшую мимо девушку. – Возьмите вот гостью. Она с нами хочет.

– Правда? – обрадовалась Верунька.

Подхватила Настю Никитичну под руку, потащила в девичий табунок.

* * *

Ночь была тихая, луна еще не взошла. Смутно белели рубашки парней, уходящих во тьму. Они что-то переговорили между собой, примолкли – и вдруг грянула песня. До того прекрасная и совершенно незнакомая, что Настя Никитична остановилась, и табунок смешался на миг.

– Ах, простите, простите! – быстро извинялась Настя Никитична, боясь пропустить слова песни.

Ей уже казалось, что она эту песню знала, а может быть, и пела, и в то же время ей было понятно, что нет, никогда она этой песни не слышала, да и слышать не могла.

Не ясен сокол меж озер летал,
Меж озер летал, лебедей искал,
Лебедей искал, белых лебедушек.
Все лебедушки высоко летят,
Высоко летят, хорошо кричат.

– Девушки! – окликнула Верунька табунок. – «Младу»!

Запели дружно про свое, девичье:

Войду, млада, в сенечки,
Возьму, млада, ведерки,
Пущу ведра под гору:
«Станьте, ведра, молодцем,
Коромысло змейкою.
А я, млада, яблонью».

Парни бросили первую песню, грянули другую, забивая девичьи голоса:

Недолго цветочку во садике цвести,
Недолго цветочку на стопочке висеть,
Пора из цветочку веночек свить…

Девушки переждали и допели свою песню до конца:

Тут ехали ехальцы,
Рубят яблонь под корень,
Колют доски дончатыя,
Делают гусли звончатыя.
Кому в гусли играти?
Играть в гусли ровнюшке.

Настя Никитична шла с певуньями в ногу, притихнув, как неумелая квакушечка. Слезы стояли у горла. Она радовалась, что девушки поют самозабвенно, не тревожат ее, молчащую, не видят ее непутевых, все же пролившихся слёз. Ей показалось, что она вернулась из дальнего путешествия на родную землю, к родным людям.

Околицей вышли к большому, погруженному во тьму дому.

Верунька оставила Настю Никитичну, побежала куда-то, цепочка рассыпалась.

– Ключ на месте! – раздался голос Веруньки.

Дверь в дом отворилась.

В горнице пахло мытыми полами и восковыми свечами. Под потолком жеманилась затейливая люстра в пять рожков, но девушки, как и их бабушки, жгли свечи.

Рассаживались на лавках вдоль стен – занимали место – и стайками убегали на другую половину дома.

– Никогда, говоришь, не была на посиделках? – спросила шепотом Верунька.

– Не была. Спасибо, что взяли.

Верунька поглядела на Настю Никитичну, оценивая, и осталась довольна.

– Ты пригожая. Тебя сразу полюбят. Да уж и полюбили, видно.

– Илья Муромец, что ли? – засмеялась глазами Настя Никитична.

– Какой Илья? Финист.

– Это большой такой? Который танцевал плохо?

– Подожди! – сказала Верунька обиженно. – Ты сейчас поглядишь, как он танцует.

– Феникс – Ясное солнышко? – удивилась Настя Никитична.

– Финист! – поправила Верунька и немножко отвернулась.

– А почему Федорова на посиделки не ходит?

– А это для нее пережиток! Мы ее раз позвали, а больше – ни! – Верунька вопросительно и не без вызова поглядела Насте Никитичне в глаза: еще неизвестно, мол, что ты скажешь.

В горницу вернулись девушки, бегавшие на другую половину дома, в сарафанах, кокошниках, башмачках. Цветы по подолу сарафанов чистым золотом шиты, жемчугом. На кокошниках узоры выложены, опять же жемчугом.

– Наша очередь! – потянула Верунька Настю Никитичну.

Перебежали через сенцы. На другой половине потолок низок. Вся горница сундуками заставлена. Девушки из сундуков достают наряды, облачаются.