Ты плыви ко мне против течения

– Одним словом – сенокос, товарищи! Травы нынче – загляденье. Налегнуть надо всем. Что скажет молодежь?

Товарищ Федорова вскочила на ступеньку крыльца.

– Предлагаю работать ударно, с огоньком. Наш девиз: сегодня косим – завтра стоги мечем. Товарищи, товарищи! – вскинула Федорова правую руку вверх. – Смешки можете оставить при себе, я не хуже вас знаю: сено должно просохнуть. Пора бы, товарищи, осилить язык образов. Предлагаю также организовать пионерскую бригаду: «Даешь стог!» Бригадиром могу быть я или новая учительница, товарищ Веточкина.

– Толковое предложение, – согласился председатель. – Ребятишек мы на сенокос обязательно возьмем. Кто постарше, пусть косить учится, меньши́е сено будут ворошить, а заодно ягод поедят. Верно, товарищ Веточкина?

– Верно, – сказала Настя Никитична. – Когда на работу?

– Сегодня – нет, а завтра будете нужны.

* * *

Утром ро́сы – в полдень зной. Хорошо сено сохло. Было у Насти Никитичны в бригаде сорок мальчиков и девочек, сорок ее будущих учеников. Все ребята работящие, проворные. А проворнее всех Вася, старый Настин дружок. Дали ему задание: из овражка сено вытащить. Овражек неглубок, тропинка на дно добрая, а сена едва-едва на четыре охапки. Траву скосили, чтоб на следующий год хорошо росла, и была трава эта дающая особую пользу, какую – в Кипрей-Полыхани знали.

Пошла Настя Никитична поглядеть, как Вася управляется, – маленький все-таки. А Вася сидит себе на пеньке, свистульку из орешника мастерит. Смотрит Настя Никитична: из-под горы грабли сами собой охапку травы гребут. На ровное место вытянули, разворошили и – скок-поскок! – в овраг.

Призадумалась Настя Никитична: то ли похвалить мальчишку, то ли пожурить. Вдруг сорока – фырь из лесу, трещит, вдарилась возле Васи и обернулась Софьей Мудреевной.

– Да я тебя в поросенка превращу! – закричала Мудреевна на Васю. – Бездельник! Или заповеди не знаешь: «Крестьянское дело свято»? Всякое колдовство против тебя и обернется. Этой травкой больную корову покорми – поправится, молока мало доит – дай пучок, и только вёдра успевай менять. А теперь она ни на что не годна, разве на подстилку, да и то своей корове я такую травку не постелю.

Выскочили тут из оврага грабли да рукоятью Васю хлоп по мягкому месту! Да еще, еще!

Кинулась Настя Никитична Васю выручать, а картина уже иная. Сорока на ветке сидит, грабли на земле лежат, Вася к ушибленному месту ладошку прикладывает. Увидал учительницу, заторопился:

– Я мигом, Настя Никитична! Тут работы – кукушка трех раз не прокукует.

Сграбил испорченное сено, побежал за добрым.

* * *

Косари свое дело сделали, положили тра́вы, ушли на другие луга.

Сено ребята ворошили после обеда, а до обеда жили привольно. Смородиной дикой лакомились, малиной, грибы собирали. Все лесовички, каждое дерево знают. Насте Никитичне спокойно с ребятами. За Васей вот только глаз да глаз. Гадюку притащил в шалаш, танцевать заставил, колесом ходить. Ребята сами его выпроводили, а он на березах спускаться вздумал. Заберется на молодое дерево, схватится за гибкую вершину – и летит к земле.

Кашеварила Настя Никитична сама. Возьмется Вася варить – кто ж его знает, какую травку ему вздумается в котел сунуть.

Вечером с ребятами Настя Никитична у костра сидела, песни пели: «Картошка-тошка-тошка…», «С голубого ручейка начинается река…», «Орлята учатся летать…». На звезды глядели, о космонавтах говорили, о полетах. Ни слова – о чародействе, о нечистой силе. И Настя Никитична опять было засомневалась: уж не сны ли ей про все такое снятся? Бывают же такие ошеломительные сны – годами помнишь.

Пошла поутру Настя Никитична листьев смородины набрать для чая и загляделась на малое озерцо. Ничего на том озере чудесного не было. Кувшинки на солнышко глядят не наглядятся, стрекозы над кувшинками виснут. Половина озера в ряби, половина гладкая. И слышит: шлепает кто-то.

Вышел на берег Вася. Поглядел туда-сюда, руки раскинул, подошел к воде, достал что-то из кармана, положил за щеку и пошел в озеро. А вода перед ним расступилась.

Настя Никитична сначала привстала, а потом присела. Воду как плугом разворотило, зияет черная дыра посреди воды, и Вася – аук. Как тут не дрогнуть? Шумнёшь – чары разлетятся, и отвечай за мальчонку.

А Вася как ни в чем не бывало вышел на другом берегу и под деревом встал, ухо выставил. Тут и Настя Никитична услыхала: чуть не над головой у нее кукушка сидит и кукует. Настя Никитична втянула голову в плечи и смотрит вполглаза, чтоб живьем птицу увидеть и не спугнуть. Вася тут как тут. Кукушка вспорхнула, а он цап сучок, с которого куковала, и учительнице подает.

– На счастье! Верное средство.

Настя Никитична, как завороженная, взяла сучок, а бросить страшно.

Пришли они с Васей к шалашу, а все спят. Вася так и повалился в траву.

– Храпят, голубчики!

– Твоя работа?! – ахнула Настя Никитична.

– Моя! А то – «убирайся со своей гадюкой!». Прохрапят у меня до самого вечера.

– Ну, тогда и меня усыпляй! Я детей и в колдовском сне не оставлю одних.

Очень рассердилась Настя Никитична. Вася покраснел.