Ты, тобою, о тебе

Примечательно, что все время нашей уединенной робинзонады погода стояла дождливая; однако желания сбежать оттуда у нас не было. Приходилось много сушиться у костра, без конца заготавливать дрова и поддерживать огонь в примитивном очаге. Этим удобней всего заниматься вдвоем, причем Ты, когда нужно, всегда оказывалась рядом.

Мы заново всматривались друг в друга, осторожно, наощупь учась искренности и доверию… Это ведь ужас как трудно — быть искренним: все время сбиваешься на привычные фразы; но если раньше мы бездумно оперировали ими, то теперь от них несло несусветной фальшью; надо было уходить от фальши и искать новые, искренние слова. А ведь, кроме слов, есть еще сфера молчаливых знаков — без них нет доверительного общения; надо было найти и их тоже, условиться о них, нагрузить смыслом… Удивительно! — но за неделю мы сумели вернуть и обрести все это. И не знаю, кто из нас больше над этим трудился? Мне кажется, Ты.

А что же я?.. Я не был так скор на руку и уже не мог быть весь с Тобой: одна половина меня искренне стремилась навстречу Тебе и активно поддерживала Твои усилия вернуть доверие, а вторая… — вторая наблюдала за происходящим и всё-всё подмечала, на всякий случай ожидая подвохов и готовясь к ним… Ты, конечно, чувствовала, что вторая моя половина пока что Тебе недоступна, и терпеливо с этим мирилась, надеясь со временем приручить и ее тоже.

Ты не хотела меня отпускать от себя, даже когда мне надо было съездить за шесть километров в деревню: купить свежего хлеба и овощей, — и или уверяла меня, что обойдемся без них, или просила взять Тебя с собой. Побеждал разумный довод: нельзя бросать лагерь! — и когда я возвращался через час или два, Ты встречала меня, как после долгой-долгой разлуки.

А через неделю нагрянула остальная часть нашей компании и привезла с собой прекрасную погоду с жарким солнцем, и наша с Тобой частная жизнь естественно влилась в общее русло, закрутилась и растворилась во всеобщем отпускном гвалте с волейболом, бадминтоном, рыбалкой, подводной охотой, дневными и ночными купаниями, вечерними бдениями у костра с бесконечными разговорами, гитарой, песнями и винцом.

И тень человека, вставшего между нами с Тобой, рассеялась, наконец; где же было этому человеку, так нелепо ворвавшемуся в нашу жизнь, выдержать конкуренцию с нашими тесно сцепленными отношениями, нашими общими вкусами и привычками? Мы радовались нашей победе над ним и открыто смотрели в глаза друг другу… А когда вернулись в город, хмель отпускной жизни еще целую неделю бродил в наших телах и наших головах.

Однако всякий отпуск имеет свойство однажды кончаться. Закончился он и у нас, и мы вышли на работу…

* * *

Но с той поры я стал внимательней следить за нашей общей жизнью, анализировать ее и осмысливать в ней себя самого (раньше я этого сознательно избегал, считая эгоизмом и началом всякого разъединения), и размышления эти приводили меня к неутешительным выводам…

Да, мы с Тобой долго жили, ни о чем не думая и ничего вокруг не замечая. А вокруг тем временем происходило многое: шаталось и трансформировалось государство, менялся социум, ожесточались люди… Но нам-то что было до этого за дело? — мы с Тобой, уединившись от всех, плыли по реке времени в своей семейной лодочке; на ней у нас было свое маленькое государство: республика, устроенная по законам любви и счастья… Правда, иногда мы спохватывались и пытались войти в реальность:

— Милый (или "милая"), — говорили мы друг другу, — ты витаешь в облаках — посмотри, что кругом делается!.. — но тут же об этом и забывали — что нам было до пресловутой "реальности"? Плевали мы на нее!..

Конечно, необходимость заставляла нас выходить за границы нашего маленького государства: ездить на работу, в командировки, в отпуск, — но с какой радостью мы возвращались в свой плавучий дом, в свою лодочку!..

Чтобы государство процветало, нужны граждане, неутомимо работающие на его благо; чем больше в нем равнодушных обывателей — тем неутомимей приходится быть активным гражданам, и чем меньше государство — тем неутомимей… Анализируя шаг за шагом нашу с Тобой жизнь в последние годы, я вдруг понял, что становлюсь этим самым обывателем: все меньше исполняю гражданских и мужских своих обязанностей в нашем с Тобой маленьком государстве и слишком привыкаю к комфорту и покою… Да, я знал, что Тебе нравится жить по восходящей, что Ты зовешь меня куда-то смутными порывами и ждешь от меня чего-то неожиданного — а мне стало хватать того, что есть: я обленился!.. Ты ни в чем меня не упрекала; мы просто избегали говорить об этом… Но именно теперь, анализируя все наши стычки, ссоры и недоразумения, я, кажется, начинал понимать, что Тебя раздражает разница наших ожиданий…