Ты, тобою, о тебе

Я не мог оставить ее, не успокоив — постоял в раздумье и вошел в ее комнату. Она лежала на постели лицом вниз, уткнувшись лицом в подушку и вздрагивая от беззвучных рыданий: вздрагивало ее тело, одетое в пестрый ситцевый халатик без рукавов, вздрагивал затылок, вздрагивал не закрытый волосами участок тонкой, такой детской молочно-белой шеи с завитком светлых волос за розовым ухом. Меня пронизало чувство острой жалости к ней, такой беззащитной и бесконечно одинокой; хотелось обхватить ее еще неокрепшее девичье тело ладонями, крепко прижать к себе, как малого ребенка, гладить ее волосы, говорить что-нибудь веселое, ободряющее, обещать сделать все для того, чтобы она не страдала и не плакала, и я уже занес, было, руку, но вспомнил о Тебе и подумал: "Ну почему, почему опять — я? Почему никто больше не хочет думать о близких?.." И все же я осторожно сел на край постели, положил ладонь на ее вздрагивающее плечо и тихо, стараясь ее успокоить, извиняющимся голосом сказал:

— Ну что делать, Алена, если взрослые люди не умеют жить в согласии? Понимаю, как тяжело, когда все рушится. Но надо как-то учиться терпеть; ты уже вон какая большая. Счастья на все времена, видно, не бывает, и всё всегда смешано с горечью, с утратами. Потерпи, милая; всё ведь еще не окончательно — просто нам с мамой надо хорошенько подумать о будущем: может, со временем как-то утрясется?.. Прощай. И помни обо всем хорошем — у нас столько было хорошего!..

Она не отзывалась, хотя ее вздрагивания стали реже. Я чувствовал, что сам сейчас не выдержу: так засвербило в горле, — а потому встал, быстро вышел, взял чемодан и спустился на улицу, к машине.

* * *

И вот опять, как двенадцать лет назад, один в деревне; круг замкнулся. Опять мне некуда деться, опять я вытеснен в свою берлогу… Но как были непохожи те, прежние мои одиночества на это! Тогда у меня было ясное предчувствие, что меня еще многое ждет, что я на пороге какой-то новой, неведомой жизни, — а теперь знал: ничего уже не будет, всё, конец — меня будто выпотрошили; тело стало пустым и безвольным. Я и не подозревал, что за эти двенадцать лет выложу столько сил, и разрыв с Тобой будет таким болезненным! Если б знал тогда — интересно, решился бы я на этот путь?..

Я продолжал жить автоматически: утром уезжал в город, в институт, потом возвращался, наскоро готовил обед, обедал. Но если в прежних моих одиночествах готовка обеда и сам обед были временем интенсивной работы мысли, — то теперь ничего не хотелось: ни думать, ни есть… Я заставлял себя хотя бы есть, чтоб не растерять остатки сил и не выбиться из жизненного ритма… Потом садился готовиться к завтрашним занятиям и работал до ночи — причем все это — на автопилоте. А когда, ложась спать, брал в постель книгу или журнал — то не мог прочесть и страницы: с любой строчки меня тотчас уносило к Тебе, и я уже не мог от Тебя отделаться: разговаривал с Тобой мысленно, спорил, раздражался от невозможности прогнать Тебя из своих фантазий… А, заснув, подскакивал среди ночи от Твоего явственного голоса в тишине, зовущего меня: "Во-ва!"

Чтобы вытеснить мысли о Тебе, я начинал решать теоретические задачки: может ли, например, так совпасть, чтоб мужчина и женщина одновременно и с одинаковой силой любили друг друга? — и, подумав, отвечал себе: может, — но, по теории вероятности, явление это должно быть событием исключительно редким. Стало быть, мы с Тобой — счастливчики?.. А может ли любовь быть вечной? — продолжал я развивать задачку дальше, и отвечал себе: по мнению авторитетных источников — редко, но тоже бывает… Но уж никак она, эта любовь, не может закончиться для обоих одновременно! — продолжал я мысль дальше. — Разве может быть столько совпадений сразу, хотя бы по теории вероятности? Где-то эти совпадения должны кончиться, и, стало быть, кому-то из двоих неизбежно приходится страдать… Но не благо ли это страдание, если только оно — не страдание уязвленной гордыни или потерянного покоя?.. Так что, — говорил я, обращаясь сам к себе, — если только ты ее в самом деле любишь — благодари судьбу, что не ты, а она вышла из игры первой, и все терзания достались тебе!..

А когда, измученный этими мысленными построениями, засыпал — мне снилась Ты. Сны были такими яркими, что наутро казалось, будто я виделся с Тобой вживую… Многие помнятся и поныне; вот один из них: