Порой в мыслях Стаса Круч, услышав правду, с испугом отшатывался и закрывался руками, будто защищаясь. Его губы дрожали. Он повторял шепотом: «Этого не может быть, этого не может быть. Я не мог, Стас. Только не с тобой». ― «Но ты это сделал». ― «Я не хотел, не хотел…» В этом разговоре Стас в подробностях описывал, во что Круч превратил его жизнь. Круч все понимал, и для него это было мучительно.
Стас признавал, что диалоги в его голове были неестественными, литературными, чересчур драматичными. В жизни все звучало бы совсем по-другому. Круч бы никогда не сказал таких слов и так бы себя не повел. Но Стасу нравилось прятаться в этих фантазиях. И реакция Круча в воображении Стаса была именно такой, какой он ждал.
Стас не знал, сколько он на самом деле значит для Круча, и старался не думать о том, что в реальности это значение может быть куда меньше, чем в воображении. Так было легче. В мыслях Стаса Круч был сильно привязан к нему, и правда должна была его убить. Может, вот ― истинная причина, почему Стас не прерывал странной дружбы? Может, Стасу хотелось привязать Круча к себе, а потом убить правдой? Это куда эффективнее, чем лишние двенадцать таблеток.
Было и другое предположение.
Часто, смотря на Круча, Стас думал: а смогли бы они быть настоящими друзьями при других обстоятельствах? Анализировал разные ситуации, придумывал их альтернативное знакомство, и каждый раз ответ был неутешительный: да. Стас ловил себя на мысли, что действительно хотел бы иметь такого друга, как Круч. Но не здесь, не сейчас. Не в этой жизни, где они оба сломанные. Возможно, где-то в параллельной Вселенной другие Круч и Стас ― лучшие друзья. Настоящие, преданные друг другу. И не было в той реальности жутких событий, которые случились в этой. И маленький осколок той, параллельной дружбы, каким-то образом смог попасть в эту реальность. Он и заставил двоих, чья дружба невозможна, неосознанно потянуться друг к другу.
Когда Стас подумал о таком, то устыдился своей бурной фантазии. И все же отношение его к Кручу колебалось как весы. Но затем случилось то, что бесповоротно склонило их на одну из сторон.
В тот день Стас в очередной раз сцепился с Резаком из-за иконки ― на стадионе, когда группа совершала пробежку. Резак поравнялся со Стасом и побежал с ним в ногу.
– Что, Барби еще вспоминает утерянные бусики? Плачет по ночам? ― приторно и весело спрашивал он. Стас игнорировал издевки, молчал. Но Резак не унимался:
– Знаешь, а это уже наскучивает. Избавиться, что ли, от этой вещицы?
Стас напрягся. Резак заметил это и все так же издевательски продолжил:
– Может, выбросить ее в мусорку? Хотя не-не… Лучше спущу в унитаз!
Стас накинулся на Резака. Их удалось разнять только шестерым, среди которых был и Круч. Прибежал физрук, а следом ― режимники и воспитатели. Свисток звучал так пронзительно, что Стас чуть не оглох и на второе ухо. Пока Стаса и Резака разнимали, Круч попал под случайный удар, из носа у него брызнула кровь.
– Кто? ― Воспитатели переводили взгляд с одного ученика на другого.
Резак был весь в крови. Ему ничего не оставалось, кроме как выйти вперед. Стас только собрался сделать шаг вслед за ним, но Круч его опередил.
– Это был я. ― Загородив Стаса собой, он вышел.
Как и Резак, Круч был в крови, и у взрослых не возникло и мысли, что он взял чужую вину. От его голоса внутри у Стаса все перевернулось. Он так удивился, что на несколько секунд потерял дар речи. Так и стоял в толпе, ничем не показывая, что участвовал в драке. Взрослые не обратили на него внимания.
– В карцер оба. А ну двигайте, ― грубо велел один из режимников и ткнул Резака дубинкой в бок.
Круч встретился глазами со Стасом, и тот прочел во взгляде: «Молчи. Так надо». Следом за ним, подгоняемый дубинкой, поплелся и Резак. Он тоже глянул на Стаса ― с неприкрытой злобой. И все же Резак тоже не выдал Стаса: такое было негласное правило у мальчишек ― никого не сдавать смотрящим, даже своих врагов.
В этот день перед отбоем Стас надолго задержался в уборной. Стоя у длинного желоба, открыв все краны, он смотрел, как к нижнему краю стекается вода. Он задавал себе одни и те же вопросы. Почему он не вышел вперед? Почему не крикнул, что виноват он? Стас не знал. Стоило признать: ему приятно, что Круч заступился. Для Стаса раньше не делали ничего подобного. В прежней жизни он сам отвечал и принимал решения за друзей. Но чтобы кто-то поступил так с ним? Это казалось странным. А теперь вот Круч ради Стаса отправился на неделю в карцер.
Зачем он сделал это? Ради их дружбы? Но что Стас сделал такого, чтобы Круч считал его таким классным другом, за которого можно и в карцер сесть?
Как было бы здорово жить в фильмах, где есть только черное и белое. Где злодеи творят исключительно зло, герои ― добро, и где не надо думать о том, что где-то может быть по-другому. Например, в реальной жизни, где у людей есть множество граней, а мотивы их поступков редко поддаются пониманию.