– Да забирай! ― кричал он в небо. ― Мне ничего от тебя не надо, забирай последнее! Вот, лови! ― Круч бросил в небо свои таблетки. Затем ― бутылку. Следом полетела и обувка.
Стасу было тошно смотреть на это. Он развернулся и ушел, по дороге до комнаты гадая, вспомнит ли Круч завтра их диалог. Ему хотелось, чтобы тот не вспомнил. Разговор не принес облегчения, Стас ждал другой реакции: Круч все поймет и извинится… не одним словом, а по-настоящему. А вместо этого он пытался сбить звезды ботинками. Но чего еще ждать от Круча? Его действия не подчиняются никакой логике. Он ― наркоман.
Назавтра Круч уже не мог ничего вспомнить: его тело снимали с пик. Ночью Круч прыгнул с крыши на забор. Он случайно оступился или сделал это намеренно? Стас не находил себе места от того, что не может узнать ответ на этот вопрос.
Стасу хотелось верить, что Круч покончил с собой из-за правды, с которой не мог жить дальше. Но внутренний голос издевательски возражал:
А потом что-то изменилось: вдруг пришла тяжелая тоска. Стас раз за разом прокручивал в голове каждое из последних слов, сказанных Кручем, и постепенно понял,
После этого осознания ненависть, пожиравшая Стаса изнутри, стала утихать. Накатило странное состояние. Почему-то Стас все чаще представлял себе альтернативную жизнь, в которой не было бы той трагедии у костра. Теперь он совсем не сомневался: там Стас с Кручем стали бы друзьями. Он отчетливо видел перед глазами их гулянки, тусовки, походы в кино, совместные ночевки, обмен одеждой, проблемы, делимые на двоих. Вот Круч поддерживает Стаса, когда он заваливает экзамены в институт. А вот – Стас подбадривает Круча, когда любимая девушка разбивает ему сердце.
Эти теплые сцены из непрожитой жизни только усугубляли тоску и уныние. Но с течением времени пришло и освобождение. Чувство было такое, будто годами грудь Стаса стискивал железный обруч, а теперь оковы разбились.
Стас впервые за долгое время смог дышать полной грудью.
Мир «после». Роковой выпускной
1
Мама встала на биржу труда, тем самым заполучив оружие, которым можно будет отбить атаку на суде. Я так и слышал в голове голос прокурора: как он приводит аргумент, что мама сидит без работы и не желает ее искать. Пить мама не перестала, но теперь сильно себя ограничивала. Бутылки мы выбрасывали отдельно от остального мусора, при этом так осторожничали, будто избавлялись от следов преступления.
Органы опеки все же заявились, но мы подготовились: к их приходу дом выглядел образцово. Так что недовольным теткам пришлось уйти ни с чем.
Чтобы нанять адвоката, мы продали кофеварку и соковыжималку, один из двух телевизоров, часть мебели из папиного кабинета и разные вещи по мелочи. Очень помогло папино кожаное кресло ― за него мы много выручили.
Суд назначили на июнь. Я сходил с ума от неопределенности. А пока мы с Яной объявили отцу и Алисе настоящую войну.
Янка притворилась, что больше не злится на отца, и попросилась в гости. Тайком протащив с собой десяток яиц, она проткнула их иголкой и спрятала по дому в самые укромные места. Через пару дней биологическое оружие сработало, и от отца посыпались звонки, на которые сестренка не отвечала. Обнаружить источник запаха самому невероятно сложно, так что отец звонил, чтобы добиться от Яны признания, но потерпел неудачу. Но этого нам было мало.
Мы развели в кастрюле овес с пшеном и молоком. И отправились прямо к фитнес-центру. И вот, мы расхаживали вокруг машины отца, изображая батюшку с дьяконом в Пасху: я шел впереди с большой малярной кистью, а Янка семенила следом с кастрюлей. Я макал кисть в смесь и разбрызгивал по машине, бормоча под нос шуточную молитву, которую только что и придумал. Янка так смеялась, что часть «святой воды» досталась асфальту. Закончив, мы спрятались в укромном месте, откуда парковка хорошо просматривалась. Поедая мороженое, мы наблюдали, как над машиной смерчем кружат птицы. Затем из фитнес-центра вышел папа. Сначала он в шоке замер возле обгаженной тачки, затем, выйдя из ступора, с руганью замахал на птиц руками. Отличное шоу. Пожалуй, самое интересное в моей жизни.