Тысяча и один день Никиты Сергеевича

Одна из них, исполнявшаяся той весной, так и называлась — «Скандал в Париже». Пели ее на мотив старой блатной песенки:

Помню я, когда-то в Париже
Совещание было в верхах.
Там собрались четыре министра —
Говорили о разных делах.

И так далее…

КАЛЕЙДОСКОП СОБЫТИЙ

Как утром после хорошей пьянки с дракой и битьем посуды, Москва и Вашингтон с ужасом вспоминали, что же все-таки произошло в Париже, пытались сообразить, можно ли еще что-нибудь спасти.

Запад явно мучился глубокой тревогой — а что дальше? Там силились понять Хрущева. Чем вызвано его поведение: очередным всплеском эмоций или это новый курс Советского Союза?

Но в Москве решили — гулять так гулять, давай дальше бить посуду! Тем более что куражу прибавляли верноподданнические сообщения Ильичева и его отдела агитации и пропаганды ЦК о том, что весь мир вроде бы трепещет, когда видит, как лихо русские расправляются с этими недотепами американцами.

Хрущев прилетел в Москву в субботу 21 мая 1960 года. Во Внуково его встречали все члены Президиума. Прошли в маленькую комнату, где неделю назад прощались. Но как неузнаваемо изменились за эту неделю физиономии «верных» соратников. Тогда они были мрачно насуплены и со всех сторон слышалось глухое ворчание. Теперь же все радостно улыбались и пожимали ему руки:

— Молодец, Никита Сергеевич! Здорово им врезали! Даже Суслов изобразил нечто вроде улыбки. Зато Брежнев, ставший недавно Председателем Президиума Верховного Совета СССР, излучал само радушие. Один из помощников Хрущева шепнул шефу на ухо, что «новый президент» начал широко знакомиться с иностранными послами в Москве, приглашает их к себе в кремлевские апартаменты, беседует о пустяках, а на прощание дает три шоколадных конфетки, приговаривая: «Съешьте одну за свою страну, другую за себя, а третью — за ваших детей…»

После церемонии встречи кортеж машин двинулся в столицу. По неписаному кремлевскому протоколу, Хрущева должны были приветствовать восторженные толпы людей. Но на этот раз улицы были пусты. Еще в Берлине, посоветовавшись по ВЧ с Сусловым и Козловым, решили на этот раз людей не выводить. Конечно, Хрущев был уверен, что все будут приветствовать его, как обычно, дружно и радостно. Но чувствовал, что радоваться в общем-то нечему. Встреча в верхах, на которую в мире возлагалось столько надежд, провалилась, потому и выступать перед трудящимися не стал, а решил сначала осмотреться, чтобы найти правильный тон.

Двадцать четвертого мая Хрущев собрал у себя в кабинете группу членов Политбюро, секретарей ЦК, верхушку международного отдела и Министерства иностранных дел. Вопрос был один — как вести дело дальше после провала парижской встречи в верхах? Все начали было тянуть привычную песню похвалы мудрой политике, но Никита Сергеевич резко оборвал ее и сказал:

— Ни стоять на месте, ожидая, что нам принесут мир на блюдечке с голубой каемочкой, ни тем более отступать назад мы не можем. Это значит расписаться в том, что Советский Союз виноват в срыве парижской встречи. Поэтому у нас есть только один путь — идти вперед и еще решительнее и злее разоблачать американцев и их прихлебателей. Все равно Соединенные Штаты на ближайшие полгода будут выключены из мировой политики — им, видите ли, не до этого, у них выборы. Ну а мы их за ушко да на солнышко и там пожарим немного. Эйзенхауэр уже практически недееспособен. А новый президент — пусть на его ошибках поучится!

Это был четко заданный курс, который полностью отвечал настроению членов Президиума, и они встретили его с одобрением.

— Но перегибать палку тоже не следует, — предупреждал Хрущев. — Самая горячая проблема сейчас — это объединение Германии и Западный Берлин. Конечно, у нас есть полное моральное право без дальнейших оттяжек подписать мирный договор с ГДР и решить на этой основе вопрос о Западном Берлине. Ведь поступили таким же образом Соединенные Штаты, заключив односторонний мирный договор с Японией. Но, думаю, спешить с этим сейчас не следует. Лучше всего положить пока германский вопрос в холодильник. И пусть он там померзнет шесть-восемь месяцев, пока в Америке не появится дееспособный президент. А там посмотрим, что делать.

Но главное наступление Никита Сергеевич предлагал развернуть на фронте разоружения. Так и сказал «на фронте».

— Здесь на стороне Советского Союза будут все народы мира. А у американцев позиция дохлая. Там нет разоружения, один лишь шпионаж. Поэтому, — говорил Хрущев, — борьбу за мир надо развернуть так, чтобы она стала делом каждого человека на земле. Начну я с послания всем руководителям государств с новыми предложениями о всеобщем и полном разоружении. Потом внесем их в Комитет десяти по разоружению. По линии всех общественных организаций — Комитета защиты мира, профсоюзов, молодежных форумов — надо начать интенсивную кампанию поддержки. Перед товарищем Пономаревым и его международным отделом ЦК ставим задачу — вздыбить народы в борьбе за мир.