Наступающая ночь была как раз первой ночью нового месяца, и халиф проводил ее, по обыкновению, у Зубейдех, с целью освободить рабыню, или мамелюка, или для чего-нибудь подобного. В этих случаях он всегда снимал царское облачение и оставлял четки, кинжал и печать на стуле в приемной комнате. У халифа, кроме того, была золотая лампа, обвитая проволокой, продетой через три драгоценных камня. Лампочкой этой халиф очень дорожил и поручил своим евнухам беречь свое платье, и вещи, и лампочку и ушел сам к султанше Зубейдех. Ахмед-Камаким подождал до полуночи, когда Канопус загорелся, человечество заснуло и Создатель закрыл всех Своим покровом, и затем, обнажив свой меч, он взял веревочную лестницу и направился к приемной комнате халифа. Закинув лестницу, он уцепился крючками за крышу и поднялся на чердак, откуда отворил подземную дверь и спустился в приемную халифа, где нашел евнухов спящими, и, сунув им по куску усыпительного бенджа, он взял все вещи халифа, и четки, и кинжал, и платок, и печать, и лампочку, и ушел тем же путем, каким пришел. После этого он явился в дом Аладина, праздновавшего в эту ночь свою свадьбу и находившегося в покоях Жасмины. Ахмед-Камаким спустился в приемную комнату Аладина и, подняв мраморную половицу, вырыл яму и зарыл туда некоторые из украденных им вещей, оставив остальные у себя. После этого он гипсом замазал пол и ушел тем же путем, каким пришел, думая сам про себя: «Я сяду и, поставив перед собою лампу, буду пить при ее свете». С этими словами он ушел домой.
С наступлением утра халиф вернулся к себе в приемную комнату и нашел евнухов, усыпленных бенджем. Он разбудил их и, пошарив по стулу, не нашел ни своей одежды, ни печати, ни четок, ни кинжала, ни платка, ни лампочки. Это его до такой степени рассердило, что он надел платье негодования красного цвета и пошел в залу суда. Пришедший визирь, поцеловав прах у ноги его, сказал:
– Да отвратит Господь всякую беду от царя правоверных!
– О, визирь, – отвечал халиф, – беда приключилась ужасная.
– Что случилось? – спросил визирь.
Халиф рассказал ему, что случилось, и как раз в это время приехал вали с Ахмедом-Камакином, шедшим около его стремян, и нашел халифа в страшном негодовании. Увидав вали, халиф сказал ему:
– О эмир Калид! Что делается в Багдаде?
– В Багдаде все благополучно, – отвечал он.
– Ты врешь! – вскричал халиф.
– Как так, о царь правоверных? – сказал вали, и халиф объяснил ему все, что с ним случилось.
– Я требую, – прибавил он, – чтобы ты нашел мне все вещи.
– О царь правоверных! – сказал вали. – Чужестранцев никогда не следует допускать во дворец.
– Если ты не принесешь мне вещей, то я казню тебя.
– Прежде чем казнить меня, – отвечал вали, – ты казни Ахмеда-Камакима, так как никто не знает лучше его всех воров и мошенников.
– Позволь мне принять на себя заступничество за вали, – сказал Ахмед, – и я выищу тебе воров непременно и не успокоюсь до тех пор, пока не выслежу их. Но только дай мне двух служителей от кади и двух от вали, потому что лицо, совершившее эту кражу, не боится даже тебя, а не только что вали.
– Ты получишь то, что требуешь, – отвечал халиф, – но мы сначала обыщем мой дворец, потом дворец визиря, а потом дворец Аладина.
– Ты совершенно прав, о царь правоверных, – сказал Ахмед-Камаким, – очень может быть, что человек, сделавший это дело, воспитывался во дворце царя правоверных или во дворце какого-нибудь высокопоставленного лица.
– Клянусь Аллахом, – сказал халиф, – что я казню совершившего это воровство, хотя бы они был мой родной сын.
Ахмед-Камаким взял кого ему было нужно и получил написанное предписание, дающее ему право делать обыски в каких ему угодно домах. Он пошел, держа в руках прут, треть которого была бронзовая, другая треть – медная и третья – чугунная, и обыскал дворец халифа, и дворец визиря Джафара, и дома других царедворцев и, наконец, прошел в дом Аладина Абу-Шамата. Аладин, услыхав шум перед своим домом, вышел от своей жены Жасмины, и открыл дверь, и увидел перед нею целую толпу с вали посреди нее.
– Что это значит, о эмир Калид?
Вали рассказал ему, в чем дело, и Аладин отвечал на это:
– Входи в мой дом и обыскивай.
– Прости, господин мой, – отвечал вали, – но ведь ты носишь название верного, и Господь, конечно, не допустит, чтобы верный сделался изменником.
– Дом мой должен быть обыскан, – настаивал Аладин.
Вали, кади и свидетели вошли в дом, а Ахмед-Камаким, подойдя к половице, под которою он зарыл платье, уронил свою палку так сильно и так ловко, что мрамор треснул и оттуда стали выглядывать вещи, вследствие чего Ахмед вскричал:
– Аллах! чудны дела твои, о Аллах! Приход наш послужили на твою полезу, и у тебя открылся клад. Позволь мне совсем поднять кусок пола и посмотреть, что там такое?
Кади и свидетели посмотрели под мрамор и нашли там украденные вещи. Они написали протокол, что нашли вещи в доме Аладина, и, приложив к бумаге печати, приказали схватить Аладина, а он снял со своей головы чалму и распорядился своим достоянием и богатством.