Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Я начал плакать и стонать и пришел в совершенное отчаяние; и я ругал себя за то, что сделал, и за то, что поехал путешествовать и променял свою спокойную, привольную жизнь среди близких в своем собственном доме на утомительные переезды. Дома я ел и пил вдоволь и ни в чем не нуждался, и денег и товаров у меня было вволю. Я страшно раскаивался, что уехал из города Багдада и пустился по морю после всех невзгод, вытерпленных мною во время моего первого путешествия.

– Поистине, – проговорил я, – мы принадлежим Господу и к Нему вернемся.

Мысли эти выводили меня из себя. Я встал и начал ходить по острову по всем направлениям и ни минуты не мог спокойно усидеть на месте. После этого я взобрался на высокое дерево и начал смотреть во все стороны, но кроме неба и воды, и деревьев, и птиц, и островов, и песку ничего не видал, однако, посмотрев еще раз повнимательнее, я увидал на острове какой-то белый предмет страшных размеров. Я тотчас же сошел с дерева и направился к нему и шел, не останавливаясь, пока не подошел совсем близко и не увидал, что это нечто вроде белого купола, очень высокого и широкого. Я подошел к нему и стал обходить кругом, но никаких дверей нигде не нашел, и взлезть на него я не мог, так как он был слишком гладок. Я поставил заметку на том месте, где стоял, и пошел кругом купола, и сосчитал пятьдесят крупных шагов, после чего я стал измышлять средство проникнуть в середину этого купола.

День клонился к вечеру, и солнце было близко к горизонту, но вдруг оно закрылось, и небо потемнело. Я, конечно, предположил, что набежала туча, хотя в настоящее летнее время этого быть не могло, и потому я поднял голову и, посмотрев попристальнее, увидал, что птица, необыкновенно громадных размеров, с толстым туловищем и громадными крыльями, летала по воздуху и заслонила от меня солнце, так что весь остров оказался в тени. Я очень удивился и вспомнил историю, которую когда-то мне рассказывали путешественники, что на каких-то островах живут птицы громадных размеров. Птиц этих зовут рукхами, и маленьких своих они кормят слонами. Тут я убедился, что передо мною лежало яйцо рукха. В ту минуту, как я размышлял об этом, птица эта спустилась на купол, сложила крылья и, вытянув ноги за яйцом по земле, уснула. Да святится Тот, Кто никогда не засыпает. Я встал и, сняв с головы чалму, развернул ее и скрутил материю в виде веревки. Я крепко обвязался ею вокруг талии, а другой конец привязал к ноге птицы, крепко затянув узел, думая про себя: может быть, птица эта перенесет меня в такую страну, где много городов и жителей, что будет лучше пребывания в здешних местах.

В эту ночь я не смыкал глаз, боясь, чтобы она не потащила меня сонного. На рассвете птица проснулась и, испустив страшный крик, поднялась со мной под небеса. Она поднялась и летела так высоко, как можно только себе представить, и затем стала спускаться на землю и села на высокой горе. Только что я коснулся земли, я поспешно отвязал веревку от ее ноги, боясь ее, хотя присутствия моего она не замечала. Отвязав свою чалму и выправив ее, я поскорее отошел подальше. Птица же вцепилась во что-то когтями и поднялась. Посмотрев пристально, я увидал, что это была змея огромнейшей величины, которую она несла куда-то через море.

Я же продолжал идти, не останавливаясь, и вышел на выступ; над этим выступом возвышалась высокая отвесная гора, вершину которой не было видно и достигнуть которую не было возможности, так как она была слишком высока. Я же бранил себя за то, что сделал, и говорил:

– Лучше бы мне остаться на том острове. Там все-таки лучше, чем здесь, в пустыне; там было много различных плодов для еды, и речная вода годилась для питья, а здесь нет ни деревьев, ни плодов, ни рек, и власть и могущество только в руках Бога всесильного, всемогущего. Каждый раз, как я избавляюсь от одной опасности, я попадаю в другую, еще худшую.

Я встал, собрался с духом и пошел по выступу, тянувшемуся, как большая долина, и увидал, что вся почва на ней усыпана бриллиантами, смешанными с различными минералами и драгоценными каменьями и ониксом, такими твердым, что его нельзя расколоть ни камнем, ни железом. Вся эта долина кишела, кроме того, змеями, толстыми, как пальмовое дерево, и такими громадными, что они могли задушить слона. Эти змеи появлялись ночью и прятались днем, боясь, чтобы их не утащила рукха или ястреб, предварительно разорвав на куски; другой причины этому я найти не мог. Я бродил по этой долине, раскаиваясь в том, что пустился путешествовать, и в душе говорил, что сам виноват в своей гибели. Вечером я стал подыскивать себе местечко для ночлега, боясь страшных змей. Я забыл еду и питье и думал только о том, чтобы остаться живым. Тут я увидел пещеру и, подойдя к ней, нашел узенький вход, вошел в нее и, высмотрев большой камень у входа, сдвинул его и заслонил входи в пещеру, оставшись в ней.

«Тут я, по крайней мере, в безопасности, – думал я при этом, – лишь только встанет солнышко, я выйду, и будь, что будет».