Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Не успел еще капитан договорить этих слов, как нас со всех сторон окружили обезьяны и, как насекомые, разбежались по нашему кораблю. Мы боялись ударить или убить которую-нибудь из них, так как другие непременно умертвили бы нас, потому что их было слишком много, а количество еще важнее смелости. Но вместе с тем мы боялись, чтобы они не растащили наших товаров и нашего имущества. Эти животные, покрытые черной шерстью, отвратительны и ужасны на вид. Языка их мы не понимали; у них желтые глаза, черные лица, и роста они небольшого. Они взлезли на снасти и перегрызли их зубами, как перегрызли все бывшие на корабле веревки. Корабль понесло ветром и прибило к горе на их берегу. Затем, схватив всех купцов и всех путешественников, они высадили их на берег, а сами уплыли с кораблем.

Выйдя на берег, мы потеряли корабль из виду и не знали, куда они увели его. Некоторое время мы пробыли на этом острове, питаясь плодами, травою и запивая водою из протекавших там рек, а затем усмотрели посреди него жилой дом. Мы тотчас направились к нему и увидали, что это павильон, очень высокий, с дверями, открытыми настежь. Двери были сделаны из черного дерева. Войдя в павильон, мы увидали, что громадными размерами он походил скорее на двор, окруженный многими высокими дверями, а в углублении стояла большая и очень высокая скамья. Над очагом висела разная кухонная утварь, а кругом валялись кости. Но никого в павильоне мы не видали и этому немало удивлялись. Немного посидев в громадном павильоне, мы заснули и проспали до вечера. Вдруг земля под нами затряслась, и мы услыхали над собою шум, и с крыши павильона к нам сошло какое-то чудовище человеческого образа, но страшного роста, с черным цветом лица. Он был толст и велик, как пальмовое дерево. У него было два глаза, сверкавшие, как уголья, и клыки, как клыки свиньи, громадный рот, как устье реки, и губы, как губы верблюда, светившиеся на грудь, уши вроде пушек висели у него на плечах, а ногти на руках походили на львиные когти. Увидав его, мы совершенно замерли и почувствовали невообразимый ужас, так что совершенно обезумели. Спустившись на землю, он сел на скамью. Затем встал и подошел к нам и, выхватив меня за руки из кучки людей, он взял меня за руку и, подняв, стал вертеть, как кусок хлеба. Он ощупывал меня со всех сторон, как мясник ощупывает барана, которого собирается заколоть; но, кажется, нашел, что я от утомления слишком худ и недостаточно мясистый, поэтому он выпустил меня и взял другого человека и стал его вертеть и ощупывать точно так же, как вертел и ощупывал меня, и тоже отпустил. Он перебрал всех нас по очереди, пока не дошел до хозяина корабля, жирного, высокого, широкоплечего мужчины. Очевидно, тот понравился ему, и он, схватив его, как мясник берет животное для убоя, бросил на землю и, придавив ногой, убил. После этого он принес длинный железный прут и проткнул его вдоль. Растопив очаг, он начал жарить нашего хозяина, поворачивая прут. Он вертел его на горячих угольях до тех пор, пока тот весь не зажарился, после чего он снял его с огня и, положив перед собою, начал разделять кости, как мы делим цыпленка, и ногтями отдирая мясо, съедал его. Так продолжал он поступать, пока не съел всего мяса и не разгрыз костей, а оставшиеся кости выбросил за павильон. После этого он посидел, потом растянулся на скамье и заснул. Он храпел так громко, как бык или баран в руках мясника, и проспал таким образом до утра, когда встал и ушел.

Убедившись, что он далеко, мы начали говорить и горевать о своей несчастной доле.

– Лучше бы нам потонуть в море, – говорили мы, – или быть съеденными обезьянами, все это было бы лучше, чем жариться на горячих угольях. Что может быть хуже такой смерти? Но если Аллаху так угодно, то на то Его святая воля. Власть в руках Аллаха великого, всемогущего, и нам придется умереть, и никто о нас знать не будет, и спасенья никакого.

Мы встали и пошли ходить по острову и искать местечка, где бы мы могли спрятаться или скрыться; нас страшила не столько смерть, сколько отвращение быть таким образом изжаренными. Но местечка, где бы мы могли спрятаться, мы не нашли, а между тем наступил уже вечер. Мы вернулись к павильону от чрезмерного страха и сели там. Вскоре мы почувствовали, что земля под нами задрожала, и черный человек, подойдя к нам, начал перебирать нас одного за другим, пока один из нас не удовлетворил его, вследствие чего он схватил его и поступил точно так же, как поступил накануне с капитаном. Он зажарил его, съел и заснул на скамье, всю ночь не переставая храпеть, как дикий зверь; а с наступлением утра он встал и ушел, по обыкновению оставив нас. После этого мы собрались в кучку и стали говорить друг другу:

– Право, броситься в море и потонуть все-таки лучше, чем умереть на огне. Быть изжаренным – ужасно.

– Выслушайте, что я вам скажу, – вскричал один из нас. – Мы ведь можем изобрести против него какую-нибудь хитрость и убить его, и тем избавить мусульман от его гнета и тиранства.