– О дети мои, что это делается с этой рабыней?
Рабыни рассказали ей все, что сами знали, и прибавили:
– В этом деле мы нисколько не причастны и исполняем только приказание нашего господина, который находится теперь в отлучке.
– Дети мои, – сказала им старуха, – сделайте вы мне одно одолжение, развяжите эту девушку и дайте ей вздохнуть до приезда вашего господина. А тогда опять свяжите ее, и Господь вас наградит за это.
– Слушаем и повинуемся, – отвечали они.
Они развязали Зумуруду, накормили и напоили ее.
– Лучше бы мне сломать себе ноги и не входить к вам в дом, – проговорила старуха.
После этого она подошла к Зумуруде и сказала ей:
– Господь да помилует тебя, о дочь моя. Да прекратится твое горе.
Она передала ей, что пришла к ней от ее бывшего господина Али-Шера, и условилась, чтобы в следующую ночь Зумуруда прислушивалась, так как Али-Шер придет под окно и свистнет, чтобы она спустилась по веревке вниз, где хозяин ее примет и уведет. Рабыня от души поблагодарила ее за это.
Старуха ушла и, вернувшись к Али-Шеру, рассказала ему, что она сделала, и прибавила:
– Сегодня в полночь иди в такой-то квартал, так как дом проклятого стоит там-то вот в таком-то месте. Стань под окнами беседки и свистни. Она спустится к тебе, и ты можешь взять ее.
Он очень благодарил ее за это и, дождавшись ночи и назначенного часа, пошел в указанное место, и тотчас же узнал беседку, под окнами которой он сел на каменную скамью; но сон одолел его, и он заснул. В последнее время он не спал от горя, и теперь не мог превозмочь себя.
В то время как он спал, к нему подошел разбойник, тайно пробравшийся в город, с целью украсть что-нибудь; судьба привела его к беседке христианина. Он обошел ее кругом, пока не нашел входа, и остановился у скамейки, где спал Али-Шер. Он снял с него чалму; как раз в эту минуту выглянула Зумуруда и, видя в темноте стоящего человека, приняла его за своего хозяина и свистнула ему, в ответ на что свистнул и разбойник. Она спустилась к нему по веревке с двумя мешками, набитыми золотом. Разбойник, увидав мешки, подумал: «Ну, это такие чудеса, каких я понять не могу».
Он взял мешки, а Зумуруду посадил к себе на плечи и пошел с быстротой молнии.
– Как же это старуха сказала мне, – обратилась к нему рабыня, – что ты сильно ослабел, тоскуя обо мне; но ты оказываешься сильнее, чем прежде.
На это он не ответил ей ни слова. Она же, ощупав его лицо, увидала, что у него борода жесткая как мочалка, и, страшно испугавшись, вскричала:
– Кто ты такой?
– Ах ты, негодница, – отвечал он, – я Джаван-Курд из шайки Ахмеда-Эд-Денефа; нас сорок разбойников, и все мы побываем у тебя сегодня ночью.
Услыхав это, она заплакала и закрыла лицо руками, зная, что теперь вся надежда ее была только на Бога. Она терпеливо отдалась своей судьбе и проговорила:.
– Нет Бога, кроме Аллаха. Одна беда проходит, а другая приходит.
А Джаван появился около беседки вот по какой причине:
– Я был в этом городе прежде, – сказал он своему атаману, – и знаю тут, за городом, одну пещеру, в которую могут поместиться сорок человек. Я пойду вперед и помещу туда свою мать. А затем вернусь в город и на счастье попробую украсть что-нибудь, чтобы по прибытии угостить всех вас.
– Хорошо, иди, – отвечал ему атаман.
Вследствие этого он ушел вперед и поместил мать свою в пещере, а выйдя из пещеры, увидал заснувшего подле своей лошади солдата. Солдата он убил, а платье его, лошадь и оружие спрятал в пещеру, где сидела его мать. После этого он вернулся в город и блуждал там, пока не набрел на беседку.
Он бежал с рабыней до тех пор, пока не донес ее до матери.
– Постереги ее до утра, – сказал он ей, – а утром я вернусь.
Он ушел. Зумуруда же думала себе: «Нельзя ли мне каким-нибудь способом избавиться? Не ждать же мне прихода этих сорока разбойников?»
Она посмотрела на старуху, мать Джавана-Курда, и сказала ей:
– Не хочешь ли ты, тетушка, выйти со мною из пещеры, для того чтобы я могла вычесать тебя на солнышке?
– Очень хочу, о дочь моя, – отвечала старуха, – я давно уже не была в бане, так как меня постоянно переводят с места на место.
Зумуруда вышла с нею из пещеры и чесала ее до тех пор, пока старуха не заснула; после чего Зумуруда встала, надела на себя платье солдата, спрятанное в пещере, взяла оружие, подвязала шашку, надела чалму, села по-мужски на лошадь, захватив с собой мешки с золотом, и помолилась так:
– О Господи, спаси меня, молю Тебя добродетелями Магомета, да спасет и помилует его Господь, – и затем она стала в уме размышлять таким образом: «Если я поеду в город, то кто-нибудь из наших солдат может увидеть меня, и хорошего из этого ничего не выйдет».
Она повернула к пустыне и ехала, питаясь той же самой травой, какой питалась и ее лошадь, и утоляя жажду речной водой.