Столы были приготовлены, народ стал сходиться толпами, и царь приказал всем сесть по местам и есть все, что стояло на столах. Все уселись и принялись есть, как им было приказано; а Зумуруда сидела на троне и смотрела на них, и каждый из гостей думал: «А царь-то смотрит на меня». Все ели охотно, а эмиры говорили: «Кушайте, не стесняйтесь, царь любит, когда у него едят». Поэтому народ ел охотно и, кончив еду, молился за царя; некоторые из гостей при этом говорили:
– В жизни своей мы не видали такого любящего бедных султана.
Они молились о долголетии своего султана, а Зумуруда возвратилась к себе во дворец, радуясь выдуманному ею плану, и думала: «Если будет милость Божия, то этим способом я услышу что-нибудь о своем возлюбленном Али-Шере».
В начале второго месяца она поступила точно так же, как и всегда. Стол был поставлен, и Зумуруда, поместившись на трон, приказала народу сесть и есть. В то время как она сидела на своем троне в конце стола, а народ толпами рассаживался по местам, взор ее упал на Барзума-христианина, купившего занавес у ее хозяина, и она узнала его и подумала: «Горе мое приходит к концу, и желание мое скоро исполнится».
Барзум подошел и сел между обедающими, и уставил глаза на вареный и посыпанный сахаром рис; но рис стоял далеко от него, поэтому он потянулся, протянул руку и поставил его перед собою.
– Зачем ты не ешь того, что стоит перед тобою? – сказал ему сосед. – Разве ты находишь это низким для себя? С какой стати ты протягиваешь руку к кушанью, которое от тебя так далеко? Как тебе не стыдно!
– Я ничего не хочу, кроме этого сладкого риса, – отвечал Варзум.
– Ну, так ешь, – сказал сосед, – и пошли тебе Господи удовольствие.
– Пусть он есть, – прибавил другой сосед, – я тоже поем с ним.
Первый же сосед продолжал:
– Ах вы, негодные, не стоите вы такого кушанья, приготовленного для эмиров, а вовсе не для вас. Оставьте его лучше для тех, кому оно предназначено.
Но Барзум и слушать его не хотел: он взял горсточку, положил ее в рот и потянулся за второй, когда Зумуруда, заметив его, подозвала к себе несколько солдат и сказала им:
– Приведите ко мне того человека, перед которым стоит блюдо с рисом, и не давайте ему проглотить того, что у него в руке, а заставьте его выбросить.
Четыре солдата тотчас же подошли к нему и, выхватив у него рис, хватили его по лицу и притащили к царю. Увидав это, народ бросил есть, и один из гостей сказал другому:
– Клянусь Аллахом, он поступил дурно, не пожелав есть того, что стояло перед ним.
– Я был доволен, – проговорил другой, – тем кушаньем, что стояло передо мною.
– Слава тебе, Господи, – заметил второй сосед Барзума, – что мне не удалось поесть этого кушанья из сладкого риса; а ведь я только что хотел взять его.
– Посмотрим, что-то с ним будет, – говорили все.
Когда христианина подвели к Зумуруде, она сказала ему:
– Горе тебе, белоглазый. Как тебя зовут и зачем ты пришел к нам в город?
Негодяй не захотел сказать своего настоящего имени, и так как на нем была надета белая чалма, то он отвечал:
– О царь. Зовут меня Али, я ткач по ремеслу и пришел сюда в город искать работы.
– Принесите ко мне таблицы и медное перо, – сказала Зумуруда.
Ей принесли таблицы и перо, и, взяв их, она начала делать вычисление, и пером нарисовала фигуру вроде обезьяны; после чего подняла голову, пристально и долго смотрела на Барзума и сказала:
– Как смеешь ты, собака, лгать царю? Разве ты не христианин и зовут тебя не Барзумом, и пришел ты не с целью поискать кого-то? Говори мне сейчас правду или, клянусь Богом, я велю отрубить тебе голову.
Христианин смутился, а эмиры и царедворцы проговорили:
– Царь наш сведущ в науках. Слава Господу, даровавшему ему такие познания!
– Ну, говори же мне правду, – крикнула она христианину, – или я убью тебя.
– Прости, царь веков, – отвечал христианин. – Ты угадал совершенно верно: я христианин.
Эмиры и другие царедворцы надивиться не могли, как царь их хорошо все разгадал.
– Царь наш такой астролог, каких свет не производил, – говорили они.
Царь приказал снять с христианина кожу и, набив ее соломой, повесить на городские ворота, а за городом вырыть яму, сжечь в ней мясо и кости и прах его засыпать мусором.
– Слушаем и повинуемся, – отвечали ей, и приказание ее исполнили.
Когда народ увидал, что случилось с христианином, то стал говорить:
– Поделом ему. И надо же было ему попробовать этого несчастного кушанья.
– Будь я проклят, – заметил кто-то, – если когда-нибудь в жизни попробую этого кушанья.
– Слава Богу, – повторил второй сосед Варзума, – что мне не удалось поесть этого риса, а то со мною случилось бы то же самое, что случилось с этим человеком.
После этого народ разошелся по домам и впредь стал опасаться места, перед которым ставили блюдо со сладким рисом.
С наступлением третьего месяца стол был снова накрыт, а на нем поставлены кушанья; царица Зумуруда села на трон, окруженная войсками, теперь трепетавшими перед нею. Горожане появились, как им было приказано и, обходя стол, остерегались сесть около кушанья из сладкого риса. Один из гостей крикнул другому:
– Эй, Колаф!