Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Почувствовал ли ты теперь любовь
                                                       к Будур
Или по-прежнему ты непреклонен?
Проводишь ли бессонные ты ночи
Или твои глаза прекрасно спят?
И если постоянно по щекам
Твоим текут потоки слез горючих,
То знай, что время вечности твоей
Ты будешь проводить под сенью рая.

Услыхав эти стихи, он открыл глаза.

– Здравствуй, о Ибн-Мансур, – сказал он. – Я очень страдаю.

– О господин мой, – сказал я ему, – не могу ли я сделать чего-нибудь для твоего облегченья?

– Можешь, – отвечал он, – я желал бы написать ей письмо и послать его через тебя. Если ты принесешь мне от нее ответ, то получишь от меня тысячу червонцев, а если ответа не принесешь, то за труды свои получишь двести червонцев.

– Поступай, как знаешь, – отвечал я.

Он позвал рабыню и приказал ей принести чернильницу и бумаги. Она принесла и то, и другое, и он написал следующие стихи:

Тебя Аллахом заклинаю я,
О, госпожа моя, я умоляю
С любезностью со мною обходиться.
Того прошу я, такт, как пламя страсти
К тебе теперь ума меня лишило.
Порабощен я страстию моею,
И одеянье худобы докрыло
Мое томимое желаньем тело
И сделало презренным человеком
Меня. Но перед этим относился
Я легкомысленно к любовной страсти,
И погляди на это, госпожа
Моя, как на предмет, который легок.

Я начал по-прежнему потихоньку поднимать занавес и увидал десять красивых полногрудых рабынь, сидевших вокруг девицы Будур, походившей на луну среди звезд или на солнце, не затемненное тучами. Будур, по-видимому, была совершенно весела и довольна. В то время как я смотрел на нее и любовался на ее красоту, она обернулась в мою сторону и увидала меня в дверях.

– Дружески приветствую тебя, о Ибн-Мансур! – сказала она мне. – Входи!

Я вошел и, поклонившись ей, подал письмо. Когда она прочла его и поняла содержание, она засмеялась и сказала:

– О Ибн-Мансур, поэт не солгал, сказав:

С решимостью я буду выносить
Свою любовь к тебе, пока посол,
Тобою посланный, не посетит
С твоим письмом жилища моего.

– Я напишу ответ, о Ибн-Мансур, – прибавила она, – для того чтобы он дал тебе обещанное.

– Да вознаградит тебя Господь! – отвечал я.

Она позвала рабыню и приказала принести чернильницу и бумагу. И когда ей подали и то, и другое, она написала резкие стихи.

– Клянусь Аллахом, о госпожа моя, – сказал я, – если он прочтет эти стихи, то, конечно, тотчас же умрет.

Я разорвал письмо и прибавил:

– Напиши ему что-нибудь другое.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечала она, но написала другие, еще более резкие стихи.

– О, госпожа моя, – сказал я ей, – клянусь Аллахом, что, прочитав эти стихи, он живым не останется.

– О Ибн-Мансур, мое негодование дошло до того, что иначе я с ним говорить не могу.

– Если бы ты сказала ему гораздо более того, то оно было бы понятно, – возразил я, – но великодушие заключается в прощении.

Услыхав это, она заплакала и написала ему другую записку… Клянусь Аллахом, о царь правоверных, что среди твоих придворных нет никого, кто сумел бы написать так. Она написала стихами:

Доколе будет продолжаться эта
Болезнь твоя и это отвращенье?
Доставил удовлетворенье злобе.
Ты той, которую ко мне питают
Завистники и недруги мои.
Быть может, что я неправа была,
Но этого сама не замечала:
Поэтому пришли мне извещение
Про то, что говорил ты про меня.
Возлюбленный моей души, горю я
Желанием приветствовать тебя,
Как я приветствую моих очей
Отрадный и животворящий сон!
И с той поры, как пил ты чистый кубок
Любви отрадной, если ты увидишь
Меня моею страстью упоенной,
То ты меня не порицай за это.

Написав это письмо и запечатав его, она подала мне.

– Поистине, госпожа моя, – сказал я ей, – это письмо может излечить больного и напоить жаждущего.

Я взял письмо и пошел, но она вернула меня и прибавила:

– Скажи ему, о Ибн-Мансур: «Сегодня вечером она придет к тебе».