Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Этот царь имел обыкновение собирать ежегодно начальников подвластных ему округов и играть в мяч. В эти дни дочь визиря садилась у окна и смотрела на играющих. Во время такой игры она увидала однажды между солдатами молодого человека, красивее и миловиднее которого ничего нельзя было себе представить. Он был высок, статен, широкоплеч и с замечательно красивыми зубами. Она несколько раз посмотрела на него, но этого ей было мало, и она сказала своей няне:

– Как зовут этого молодого человека, очень красивого, что стоит там между солдатами?

– Дочь моя, – отвечала ей няня, – все они очень красивы. Который же из них?

– Подожди, – продолжала девушка, – я укажу его тебе.

Она взяла яблоко и бросила им в него. Он поднял голову и увидал в окне дочь визиря, напоминавшую полную луну на темном небе. Он не спускал с нее глаз до тех пори, пока любовь не завладела его сердцем, и он прочел следующие стихи:

Стрелок ли застрелил меня из лука
Или твои то сделали глаза?
Расстроила влюбленное в тебя
Вольное сердце ты, когда глядит
Он, глаз не опуская, на тебя.
Была ли пущена в меня стрела
Зазубренная из средины войска
Иль пущена из одного окна?

Когда игра кончилась, девица сказала своей няне:

– Как зовут этого молодого человека, что я показала тебе?

– Его зовут Унеэль-Вуджуд[192], – отвечала няня. Дочь визиря покачала головой и растянулась на матраце.

Воображение ее разгоралось, и, вздыхая, она продекламировала следующие стихи:

Не чувствовал лишенья никакого
Тот человек, который носит имя
В своем народе Наслажденье миpa.
О ты, что всем своим даруешь людям,
И щедрости дары, и наслажденье!
О ты, чей стройный стан имеет сходство
С луною полной и чье лицо
Сиянием своим овеевает
Всех сотворенных на земле людей.
Никто тебе не равен между всеми
Людьми земными, всех ты затмеваешь,
О, самодержец красоты волшебной,
И я могу все это доказать
При помощи свидетелей моих.
Твои со стройными дугами брови сходство
Имеют, и твои глаза, как сад,
Являются творением прекрасным
Владыки благосклонного земли.
И очертанья тела твоего
Со свежею и стройной ветвью сходны.
И если кто-нибудь тебя попросит
Чего-нибудь от милости твоей,
То ты его желанье исполняешь,
Даруя то ему рукою щедрой.
Ты превосходишь всадников вселенной
Своим стремленьем и даримым людям
Тобой наслажденьем и отрадой,
И красотой твоею несравненной,
И щедростью, не знающей предела.

Она написала эти стихи на бумажке, которую завернула в шелковый лоскуток, вышитый золотом, и положила под подушку. Одна из ее нянек видела, что она положила бумажку под подушку, и, подойдя к ней, стала рассказывать ей что-то, от чего девушка уснула, а няня взяла бумажку и прочла ее. Из прочитанного она увидала, что госпожа ее пылает сильной страстью к Унеэлю-Вуджуду, и затем она опять положила бумажку на место. Когда девица проснулась, няня сказала ей:

– О госпожа моя, я могу быть тебе советницей, так как я жалею тебя. Знай, что любовь – вещь тяжелая; скрывая ее, можно растопить чугун и причинить всякую болезнь. Человека, который открывает свой любовь, упрекнуть нельзя.

– О няня, – отвечала ей Эльвард-Фильакмам, – есть ли средства против желания?

– Средство заключается в свидании.

– А как можно устроить свидание? – спросила она.

– О госпожа моя, – отвечала няня, – свиданье можно устроить письмами или переговорами, или знаками и поклонами; только таким способом можно соединить влюбленных и трудное можно сделать легким. Если тебе надо что-нибудь сделать, то я умею хранить тайны, исполнять поручения и передавать письма.

Эльвард-Фильакмам, услыхав ее слова, обезумела от радости, но ничего не ответила, желая обдумать хорошенько свое положение; она рассуждала так: «Я никому не говорила о своем чувстве и не доварюсь ей до тех пор, пока не испытаю ее».