Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Солдаты с шейхом Абдул-Эс-Самадом во главе двигались впереди, указывая путь, пока не прошел первый день, затем второй и третий. После этого они подошли к высокой горе, взглянув на вершину которой, они увидали медного всадника. На копье этого всадника красовался большой, ослепительно блестящий царь с такой надписью: «Если ты, прохожий, не знаешь дороги в Медный город, то потри руку всаднику, и он повернется и остановится в том направлении, куда тебе надо идти. Иди, не бойся, и придешь в Медный город». Эмир Муза потер всаднику руку, и он с быстротой молнии повернулся совсем не в ту сторону, в которую они шли.

Вследствие чего путешественники тотчас же повернулись и пошли по настоящей дороге. Они шли весь день и всю ночь и прошли значительный кусок земли. Так они шли некоторое время, пока не дошли до высокого столба из черного камня, в который до самых рук был опущен человек с двумя крыльями и четырьмя руками; две руки его были человеческие, а две – львиные лапы с когтями. На голове у него были волосы, как лошадиные хвосты, два глаза горели у него, как уголья, а третий глаз на лбу сверкал, как глаз рыси, так что из него сыпались далее искры. Он был черен и велик и кричал: «Слава Господу, наложившему на меня это строгое наказание и тяжелую пытку до дня воскресения». Когда путешественники увидали его, они страшно испугались и, рассмотрев его хорошенько, вздумали было обратиться в бегство. А эмир Муза спросил у шейха Абдул-Эс-Самада, что это такое.

– Не знаю, – отвечал шейх.

– Подойди к нему, – отвечал эмир, – и спроси, кто он такой: может быть, он скажет тебе, и тогда мы все про него узнаем.

– Да хранит тебя Господь, эмир, – отвечал шейх. – Но только я боюсь его.

– Чего же бояться, – сказал эмир. – Ты видишь, в своем настоящем положении он никому не может причинить зла.

Шейх подошел к столбу и сказал:

– Скажи нам, как тебя зовут, кто ты и каким образом попал сюда в такое положение?

– Я шайтан, – отвечал он, – зовут меня Дагишем, сыном Эль-Амаша; я нахожусь здесь по воле Господа и буду мучиться, сколько Ему будет угодно мучить меня.

– Спроси его, шейх, – продолжал эмир, – за что посажен он в этот столб.

Шейх спросил у него, и шайтан отвечал:

– Поистине история моя замечательна, и вот она: одному из сыновей шайтана Старшего был дан идол из красного сердолика, а я был назначен стражем его. Этому идолу поклонялся один из морских царей, весьма знаменитый и имевший в среде своего войска шайтанов, которые являлись к нему по его требованью. Шайтаны, воевавшие за него, находились у меня под начальством и слушались меня. Все они находились в неприязненных отношениях с Сулейманом, сыном Давида. Я же имел обыкновение вселяться в идола и отдавать им приказание. Дочь царя зачастую приходила на поклон этому идолу, а красивее ее никого нельзя было себе представить. Я описывал ее привлекательность и миловидность Сулейману, да будет над ним мир, и вследствие этого он послал к ее отцу и велел сказать ему:

– Выдай за меня твою дочь, разбей свой сердоликовый идол и убедись, что нет Бога, кроме Аллаха, а Сулейман – пророк Его. Если ты сделаешь это, то мы примем на себя твои обязательства и долги. Но если ты откажешься, то я выведу против тебя такие силы, против которых тебе не устоять. Поэтому приготовь мне ответ и заранее надень саванн, потому что я приду к тебе с полчищами, и ты погибнешь, как погиб вчерашний день.

Когда посол Сулеймана явился к нему, царь говорил с ними дерзко и нагло и кичился перед ним.

– Что скажете вы о Сулеймане, сыне Давида? – сказал царь своим визирям. – Он просит руки моей дочери, приказывает мне разбить сердоликового идола и принять его веру.

– Великий государь, – отвечал он, – разве Сулейман может сделать с тобой что-нибудь? И разве ты не находишься посреди моря? Если б он и пришел к тебе, то ничего бы не сделал, раз шайтаны будут сражаться за тебя. И если ты попросишь помощи против него у своего идола, то он, наверное, заступится за тебя. Прежде всего тебе надо спросить совета у того, кому ты поклоняешься, и выслушать его ответ: если он посоветует тебе сражаться – сражайся, а не посоветует – не делай.

Выслушав это, царь тотчас же отправился к своему идолу и принес ему в жертву убитое животное, затем распростерся ниц и, заплакав, сказал такие стихи:

О боже мой, действительно я знаю
Достоинство твое; и вот тебя
Разрушить хочет гордый Сулейман.
О боже мой, действительно стараюсь
Я защитить тебя, и дай твой приказ
Поэтому, так как приказу я
Повиноваться буду твоему.

Шайтан, сидевший в столбе, продолжал рассказывать своим слушателям так. А я, войдя в идола, по своему невежеству и по злости к Сулейману, ответил такими стихами: