Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

– Да, я пойду, и от тебя желаю получить только благословение и указание. Может быть, Господь соединит меня с женой и с детьми.

Он заплакал от чрезмерной страсти и продекламировал такие стихи:

Мое желанье страстное стремится
К тебе, о лучшая из всех существ,
И столь же дорогой, как слух и зрение,
Считаю я, далекую, тебя.
Вполне моим ты сердцем овладела
И стало для тебя оно жилищем;
С тех пор, как был покинут я один
Тобой, владычица моя, я знаю
Лишь горести, терзанья и мученья.
Поэтому не думай ты, что я
Мою любовь к тебе покинуть мог;
Ведь возбудило бы все это страх
В проклятьем заклейменном человеке.
Ты удалилась, и мое все счастье
Уехало с тобой, и то, что было
Светло и ясно, стало для меня
Совсем темно и скрыто полным мраком.
Оставила меня ты созерцать
Сиянье звезд в моей тоске глубокой,
И льющим слез потоки, как проливной
Льет дождь на землю множество воды.
О ночь, ты утомительна тому,
Кто беспокоен и в томленье страстном
Любви своей взирает на луну!
О ветер, если будешь пролетать ты
В тех племенах, где милая живет,
Ты передай ей мой привет: ведь жизнь
Моя кратка; и опиши ты ей
Мои все муки и страданья жизни.
Возлюбленной моей ведь неизвестно,
В каком я положенье нахожусь.

Досказав эти стихи, он заплакал так горько, что лишился чувств, а когда пришел в себя, то Абдул-Эль-Кудус сказал ему:

– О сын мой, ведь у тебя есть мать. Не причиняй ей горя, отняв себя у нее.

– Клянусь Аллахом, господин мой, – отвечал ему Гасан, – я не вернусь к ней, не встретив жены или смерти!

Он начал плакать, стонать и говорить стихи, и шейх ясно видел, что ему не отвлечь его от его настоящего намерения, и поэтому он вручил ему письмо, помолился за него и дал ему нужные указания.

– В письме, – сказал он, – я написал все, что нужно, к Абур-Рувейшу, сыну Балькизы, дочери проклятого шайтана, так как он – мой шейх и учитель, и все люди и шайтаны поклоняются ему и боятся его. Ну, так отправляйся, и Господь с тобою.

Гасан отправился, приударив лошадь, которая понеслась быстрее молнии. Так летел он в продолжение десяти дней, пока не увидал перед собою большой черный неясный предмет, занимавший место между востоком и западом; подъехав к нему ближе, он увидал лошадей, собиравшихся кругом него, и чем дальше он ехал, тем лошадей собиралось больше, и они так обступили его, что мешали ему ехать. Гасан пришел в ужас, но все-таки скакал, пока не подъехал к пещере, о которой ему говорил шейх Абдул-Эль-Кудус и у двери которой лошадь его остановилась; он, соскочив с нее, бросил ей на шею поводья. Лошадь вошла в пещеру, а Гасан остался у входа, как ему приказал шейх. Он ждал, раздумывая о своем деле и не зная, чем оно кончится. Так прождал он у входа пять дней, не закрывая по ночам глаз и не осушая слез при мысли о доме, родных и друзьях. Думал о матери, он вместе с тем думал и о разлуке с женою и детьми и невольно декламировал стихи, и как раз в это время к нему вышел Абур-Рувейш. Он был черного цвета и одет весь в черное. Гасан, увидав его, тотчас же узнал его по описанию. Он бросился к нему, щеками прикасался к его ногам и, поставив его ногу себе на голову, заплакал.

– Что у тебя до меня за дело, сын мой? – сказал ему Абур-Рувейш.

Гасан протянул к нему руку с письмом и подал его шейху, который, приняв его, не говоря ни слова, вернулся в пещеру, а Гасан, горько плача, остался опять у входа. Там он стоял целых пять дней, испытывая страшную тревогу и боязнь. Он не спал и постоянно плакал и терзался.