Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Красивый отрок с нежным юным ликом,
С луной сравнимый в месяц Рамадан,
На площади красуется пред всеми.
К нему степенным шагом шейх почтенный
Неспешно из толпы густой подходит.
Он знает толк в любви, ведь сей предмет
Он изучал годами, став ученым
В дозволенном и строго запрещенном, —
Он разбирается в юницах. Нежный отрок
Ему любезен, впрочем, в равной мере,
Хоть сам уже скелет под дряблой кожей.
Он содомит, тот шейх почтенный,
Подобный многим из страны Магриб,
И вечно в паре он с юнцом безусым.
Он знает в ласках толк — и грубых, и нежнейших, —
Хотя для зрелых женщин от него нет проку.
Зато нет разницы, что Зеин, что Зейнаб,
Лишь бы сорвать цветок еще в бутоне.
Он сердцем мягок, прочее ж как камень.
Он вечно на посту, он иль она — неважно для него,
Для шейха-содомита из Магриба.

Когда люди, толпившиеся перед лавкой, заметили восторг дервиша, они стали обмениваться по этому поводу замечаниями и говорили:

— Валлахи![5] Все дервиши похожи один на другого! Они не различают пола!

А другие восклицали:

— Прочь от нас, лукавый! Дервишу понравился хорошенький мальчик! Да смутит Аллах всех дервишей такого рода!

Купец же Абд эль-Рахман, отец молодого Камара, видя все это, сказал себе: «Всего умнее будет пораньше вернуться домой».

И чтобы заставить дервиша убраться поскорее, он вынул из пояса несколько монет и подал их ему, говоря:

— Возьми свое, о дервиш!

И, повернувшись к сыну своему Камару, сказал ему:

— Ах, сын мой, пусть Аллах отплатит твоей матери за все сегодняшние неприятности!

Но так как дервиш не двигался с места и не протягивал руки, чтобы взять предлагаемые ему деньги, он сказал ему:

— Вставай, дядя, нам нужно запирать лавку, идти своей дорогой!

И, сказав это, купец встал и принялся запирать лавку. Тогда дервиш вынужден был встать со скамьи, на которой так плотно уселся, и пошел он по улице, ни на минуту не отрывая глаз от молодого Камара. Когда же купец и сын его, заперев лавку, протолкались сквозь толпу, направились к воротам базара и вышли из него, дервиш последовал за ними по пятам и, постукивая палкой, проводил их до самого их дома. Купец же, видя настойчивость дервиша и не смея обругать его из уважения к его духовному званию, а также и потому, что кругом были люди, смотревшие на них, обернулся к нему и спросил:

— Что тебе нужно, о дервиш?

А тот ответил:

— О господин мой, я очень желал бы, чтобы ты пригласил меня переночевать. Ты ведь знаешь, что приглашенный — гость самого Аллаха, да прославлено будет имя Его!

И отец Камара сказал:

— Добро пожаловать, гость Аллаха! Войди же, о дервиш!

А себе сказал он: «Клянусь Аллахом! Я увижу, в чем дело. Если у этого дервиша дурные намерения и он затеет что-нибудь или скажет неподходящее, я убью его, похороню в саду и плюну на могилу. Ну, как бы там ни было, а прежде всего накормлю его, как подобает накормить гостя, встреченного на пути Аллаха».

И ввел он его в дом свой и велел негритянке принести кувшин с водой и таз для омовений, а также пищу и питье. И, покончив с омовениями, дервиш призвал имя Аллаха, стал на молитву, а потом прочел всю Аль-Бакару[6] и Аль-Кафирун[7]. Затем он произнес: «Бисмиллах!»[8], приступил к поданной ему пище и ел не торопясь, с достоинством. И затем поблагодарил он Аллаха за благодеяния Его.

Когда купец Абд эль-Рахман узнал от негритянки, что дервиш закончил трапезу, он сказал себе: «Теперь нужно все выяснить». И, обратясь к сыну своему, он сказал ему:

— О Камар, ступай к нашему гостю, дервишу, и спроси у него, все ли ему подали, и побеседуй с ним, так как приятно слушать дервишей, странствующих повсюду; рассказы их обогащают ум слушателя. Сядь же рядом с ним и, если он возьмет тебя за руку, не отнимай руки, потому что тот, кто поучает, любит чувствовать прямую связь между собой и учеником своим, и это помогает передаче поучения. И вообще будь внимателен и послушен, как это следует по отношению к гостю и человеку преклонного возраста.

И, наставив таким образом сына, он послал его к дервишу, а сам поспешил подняться в верхний этаж и стал в таком месте, с которого мог, не будучи замеченным, видеть и слышать все, что будет происходить в той зале, где находился дервиш.